«И слава богу, — проговорила про себя Алиса, — потому что для мыши в таком душевном состоянии это стало бы той самой последней соломинкой, что сломала спину верблюду!» И улыбнулась — шутка показалась ей вполне удачной.
Широкую Алисину улыбку все считали очаровательной, однако Деревенскому Мышу, судя по всему, она пришлась не по душе.
— Спаси и памилуй! — в ужасе заверещал он. — Треснула!
— Простите, сударь, — обратилась к нему Алиса самым нежным голоском, — я вовсе не треснула.
— Ах, заграхатала! Ах, заракатала! Памагите! Баюсь! — И Мыш побледнел так, что едва не стал белым.
— Ничуть не бывало, — возразила Алиса. — Я говорю тише некуда. Просто по сравнению со мной вы такой крошечный, что вам кажется, будто я кричу.
Услышав это, Мыш дёрнул носом и задорно прищурился, словно давая понять, что стремление к истине, которая рождается в споре, сильнее мышиного страха.
— Ну, паложим, с вашим аргументом я мог бы сагласиться, — ответил он после некоторого размышления, — но пазволю себе заметить, что, гаваря по справедливости, падобное паведение не очень-та к лицу камете, не так ли?
Алиса едва удержалась, чтобы и вправду не расхохотаться во весь голос.
— Конечно, не к лицу, — согласилась она, — то есть не к лицу комете. Только, видите ли, я хоть и упала с неба, а всё-таки не комета. Меня зовут Ал…
— Ну, так я и падумал, — с умным видом кивнул Мыш. — «Алея» — эта, наверное, ваше дамашнее прозвище. А полное ваше имя — «Камета Галлея». И должен вас агарчить: вы слишком патарапились. Сагласно «Астранамическому Альманаху», — тут, к удивлению Алисы, он вытащил из-под шляпы крошечную книжицу и начал внимательно её изучать, — вы далжны паявиться ну никак не раньше, чем через двадцать два года, адиннадцать месяцев и васемнадцать дней. Н-да. И тут нет ни аднаго славечка а том, что вы гаварящая. Вот ведь да чего дакатилась Вселенная! Савсем разбалталась!
— Я куда меньше похожа на комету, чем вам кажется, — возразила Алиса, в глубине души надеясь, что вообще «ну нисколечко» на комету не похожа, — просто большая часть меня сейчас в копне. На самом деле я девочка, и ничего удивительного, что я говорящая. Вы ведь тоже говорящий… — «И совсем неплохо для деревенской мыши», — хотела добавить Алиса, однако вовремя прикусила язычок, чтобы не спугнуть зверька, который как Ьудто забыл все страхи и спокойно покусывал кончик соломины.
— Ну, эта патаму, — отвечал Мыш, аккуратно пряча «Астрономический Альманах» под шляпу, — что я не всегда праживал в капне. Н-да.
А раньше где вы жили?
— Я, знаете ли, па раждению гаражанин!
— Значит, вы из городских мышей?
— Ага. Мы абитали пад знаменитой калакольней, что на улице Иглы-и-нити. Н-да! Но там жила адна бедната, такая бедната, что аттуда и пашло выражение «беден как церковная мышь», да и калакала там грахочут пастаянно. Вот я и падался аттуда сюда — паменялся жильем с адним маим дваюродным братом, каторый надеялся там разбагатеть. Н-да, горад все-таки…
— И как, разбогател? — поинтересовалась Алиса.
— Ну что вы, — ухмыльнулся Мыш, — при тамашних-то Акулах!
Алиса краем уха слышала про «акул большого бизнеса» и решила, что ей всё понятно.
— Канечно, — продолжал Мыш, понизив голос, хотя Алиса и без того с трудом разбирала его слова, — наша жизнь и тут не сахар! Ни-ни! Хатя акул, канечно, нет, зато как пайдет касить каса, пака раса. — И от одной только мысли об этом Мыша передёрнуло.
— И ещё здесь полным-полно каких-то жучков, — подхватила Алиса.
Жучки эти, ужасно жужжа, кружились у неё над головой и норовили сесть на шею. И что хуже всего, без рук ей вовсе нечем было обороняться. Когда же один из жуков совсем уже собрался устроиться у неё на носу, Алиса поняла: пора что-то делать. Ей пришлось изрядно по-корчиться да покорячиться, чтобы, разбросав солому, высвободить руки и — наконец-то! — отогнать нахала.
Мыш чуть не умер со страху, и, чтобы оживить беседу, которая так приятно начиналась, Алиса решила больше не делать резких телодвижений.
— Ах, сударь, я вовсе не хотела снова напугать вас, — чуть слышно шептала она, легонько охлопывая и оглаживая ладошками макушку копны, пока та опять не стала ровной и плоской, — просто мне нужно было устроиться поудобней.
— Н-да? Никагда не видал, чтобы каметы так корчились и карячились, — хныкал Мыш. — Ну, пачему, пачему вам вздумалось упасть именно в маю капну?!
Алиса собралась было возразить, что, во-первых, она («разрешите вам еще раз заметить, сударь!») никакая не комета, а во-вторых, она ни за что и ни на что не хотела падать, как вдруг до неё дошло, отчего говор Мыша кажется ей таким странным (если не считать странным то, что мышь вообще разговаривает).
— Я знаю, пачему вы так разгавариваете, — передразнила она Мыша. Насмешничать нехорошо, но Алиса уже не могла остановиться. — Патаму что вы «сталичная штучка»! (Это выражение она однажды слышала от кухарки.) Все столичные акают, а деревенские окают. Вот вы и говорите кАпна вместо кОпна… — И тут же зажала рот ладонями, поняв всю невежливость своего замечания.
Деревенский Мыш надулся, как мышь на крупу.
— Лучше бы мне язык прикусить! — шёпотом вскричала Алиса, краснея от стыда. — Я не хотела… я только подумала…
— Чего тут думать? — фыркнул Мыш. — Эта капна, она и есть кАпна, н-да.
— Прошу прощения? — вежливо сказала Алиса.
— Ежели вам нужна была кОпна, ну и падали бы в кОпну, н-да, — продолжал Мыш сердито. — А у нас тут — чем багаты, тому и рады — кАпна! Сами посмотрите! — И он ткнул лапкой в солому.
