Уи прятала взгляд.
— Но послушай, Уи, разве не лучше будет тебе самой отнести его? То, что сделано своими руками, и передавать нужно из рук в руки.
— Не нужно. Помоги, прошу.
Уи смущенно поежилась, сейчас она была сама на себя не похожа.
— Ну я прошу тебя! И передай, пусть надевает, если станет зябко. — Уи буквально втиснула жилет в руки Кики. — Там в кармане письмо вложено.
«Вот я бы на ее месте, если б сшила такое чудо, то пошла б сама, хотя бы для того, чтобы похвастаться... Какая она все-таки чуднáя!»
Кики полетела к часовой башне.
Мэр, в рубашке с закатанными рукавами, сидел и что-то записывал в бухгалтерской книге. Время от времени он протягивал руку к стоящим рядом счётам, сноровисто гонял туда-сюда костяшки и что-то бормотал себе под нос, кивая.
Застав мэра за таким серьезным занятием, Кики не осмелилась его окликнуть. В итоге она просто деликатно постучала в приоткрытую дверь.
— А, Кики! Давно не виделись!
Мэр отложил ручку и раскрыл Кики объятия. Лоб его поблескивал от пота. И живот в самом деле заметно выдавался вперед, как и сказала Уи.
Когда Кики прилетела в город, мэр только-только занял свой пост. Это был молодой и честолюбивый юноша, который теперь превратился в представительного зрелого мужчину. И по всему было видно, что человек он занятой и работящий.
— Вам посылка от Уи. Ну, той девушки с рынка «Всякая всячина»...
Кики протянула мэру жилет, а тот залился румянцем.
— Она просила передать, чтобы вы надевали его, если вам станет зябко. И что в карман вложено письмо для вас.
— Письмо! — Мэр вздрогнул всем телом. А потом как-то неуверенно погладил жилет, уставившись в пол.
Наконец он вздохнул, и с его губ сорвалось:
— Ну и как же мне быть?.. Она постоянно шлет мне письма... Ты только взгляни!
Мэр протянул Кики письмо.
— Я не могу понять смысла, как ни стараюсь! Судя по всему, это такие стихи... Ну, хотя бы это я способен понять.
У мэра был совершенно беспомощный вид, он даже словно бы съежился.
— Не могу же я попросить ее, чтобы она мне объяснила, что тут имеется в виду, это было бы страшно невежливо... К тому же, если вдруг кто узнает, что мэр не способен понимать поэзию, горожане могут забеспокоиться об уровне образования в городе...
Вот такие стихи были в письме.
Плеск, плеск, плеск.
Вечно там, вдалеке.
Всегда только шелест шагов.
Милые волны!
Я здесь, здесь.
Я берег,
Я здесь!
— О-ох... — Мэр снова тяжело вздохнул и уставился на письмо.
— Ведьмочка, ты-то хоть понимаешь, что написано в этом стихотворении?
— Да, более-менее... И это чудесные стихи! — Кики подумалось, что они как нельзя лучше отражают ее собственные чувства.
— Раз ты более-менее понимаешь, то и мне должно быть понятно. Она наверняка написала это на берегу. И волны шелестели и плескались... От этого звука на душе спокойно становится. Мне очень нравится, красивое стихотворение. Но она ведь, наверно, хочет им что-то мне сказать? «Вечно там, вдалеке» — это значит, что город должен заботиться о своем побережье вдоль всей границы, содержать его в чистоте, так ведь, наверно?..
Мэр вперил глаза в пол. Кики тоже начала изучать свои ноги, но щека у нее так и дергалась. Ну надо же, он в самом деле такой толстокожий, ничего не понимает! Чем больше Кики думала о том, что смеяться нельзя ни в коем случае, тем смешнее ей становилось.
— Знаете, вы в самом деле замечательный мэр. Что бы ни случилось, вы все время только о благе города и печетесь.
— Ну разумеется! А как иначе?
Мэр энергично кивнул в ответ на слова Кики, словно она сказала самую очевидную вещь, и слегка выпятил грудь.
— В этот раз она написала о волнах, в прошлый – о камешке. Где же... А, вот оно.
Мэр вынул из-под стоящего на столе пресс-папье почти такое же письмо. Вот что в нем было написано.
Круглый-округлый,
Мой милый камешек.
Катится деловито, весь в заботах,
Круглый-округлый, спасибо за всё!
— Ну, вот здесь я хоть немного, да понял. Раз деловитый и весь в заботах, то, думается, под камешком она имела в виду меня. Ну и «круглый-округлый» — это тоже вполне ко мне подходит.
Мэр похлопал себя по животу и чуть конфузливо улыбнулся:
— Она за меня беспокоится, поддерживает... Но в этот раз речь зашла о море! Милая Кики ты же сказала, что более-менее понимаешь, о чем речь, ты не могла бы поделиться со мной своими идеями на этот счет?
— Я считаю, что «волна» — это вы, мэр, а «берег» — это Уи. Мне думается, что это стихи о любви, и чудесные к тому же.
— Ох ты ж!..
Мэр громко сглотнул, будто у него в горле что-то застряло.
— Да как же я! — Он поспешил достать из кармана платок и промокнул пот на лбу.
Кики взглянула на мэра искоса и заговорила снова.
— Мне кажется, это стихотворение следует читать так... Не думаю, что я ошибаюсь...
Плеск, плеск, плеск.
Ты подходишь близко,
Но вечно остаешься вдалеке.
Я всегда слышу только шелест шагов, ты уходишь.
Милые волны, мой мэр!
Я здесь, здесь.
Я жду тебя, как берег ждет волну.
— В это стихотворение вложены чувства Уи, очень сильные чувства. Оно замечательное, вы не находите?
Тут уже и сама Кики немного смутилась, руки у нее начали слегка подрагивать. Мэр неподвижно уставился в одну точку. Лоб его снова покрылся бисеринками пота, и их становилось все больше и больше.
— О-ох... — только и смог сказать он наконец. — Ну и как же мне быть? — снова повторил мэр и беспомощно взглянул на письмо.
— Так-так, теперь понятно... Страшная штука эти стихи! Вроде и понимаешь их, а ничего не понять!
Мэр нервно потер шею, словно пытаясь скрыть замешательство. И все же он радостно улыбался.
— Что же мне делать с ответом?.. Не могу я ее без ответа оставить... Мм... Хм...
Хмыкая и бормоча, мэр смотрел куда-то вдаль невидящим взглядом. А потом вдруг выпрямился и воскликнул: «Побережье!»
Кики чуть не подпрыгнула от неожиданности.
— Ладно, значит, «побережье». Пусть будет так. Где волна, там и побережье! Гмм... Ну-у... «Я побережье Корико. Пятьдесят три километра с запада на восток»... можно сказать и так, почему нет. Потом... «Вот такой длины у меня руки, ими я обнимаю Корико. Все волны, маленькие и большие, плывут в мои объятия, да-да». Угу... Ага... Готово. Вот, так пойдет. Как тебе такое, ведьмочка?
