— Или просто мы совершали сделку в том же банке, что и этот ключ. МИНБ, Индустриальный банк. Так это не твой? Отца? — посерьезнел Иван.
Алиса облизнула пересохшие губы и задумчиво кивнула:
— Допустим, отца. У меня счет в «Тинькофф-банке». Погоди, дай-ка проверить кое-что…
— Почему «Тинькофф»? — удивился Иван.
— К ним не надо ездить, — ответила она, листая пачку квитанций и счетов за свет. — Они сами к тебе приезжают, если что. У них вообще нет офисов, все вопросы решают по телефону или через приложение. А я, сам знаешь, тот еще ездок на транспорте. Папа не хотел меня заставлять лишний раз нервничать. В общем, удобно и проценты какие-то, кажется. Бинго! Нашла!
— Что ты нашла?
— Смотри-ка, квитанция за ячейку. Помню же, видела что-то подобное. Да, Индустриальный банк. Октябрьское отделение. Так, диктуй цифры на ключе.
— Девятнадцать, шестьдесят восемь…
— Триста сорок один, — закончила за него Алиса. — Оно. И что теперь? Ехать туда?
— Ехать тебе надо в больницу. А в депозитарий тебя все равно не пустят, проход только по паспорту, и только тому, кто арендовал сейф.
— Или его наследнику, — продолжила Алиса, решительно поднимаясь. — Ты со мной? Я могу и такси вызвать.
— Ты хочешь ехать… сейчас? — вытаращился на нее Иван.
— Нет, через полгода! — выпалила Алиса.
63
— Вы ко мне? — Строгая женщина в форменном синем костюме буравила Алису взглядом. На столе были термос и недоеденный бутерброд. Депозитарий работал без обеда, но женщина в форме не могла.
— Депозитарий здесь? — спросил Третьяков, вырастая за Алисиной спиной.
— Паспорт, — бросила им дама, стряхивая крошки с ладоней.
— У нас к вам вопрос… — начал было Третьяков, но Алиса мягко сжала его руку, и он замолчал.
— Вот паспорт, — Алиса протянула документ и внимательно следила, что будет дальше.
Дама шмыгнула носом и пролистала паспорт сальными руками.
— Номер?
— Девятнадцать шестьдесят восемь триста сорок один.
— Вписывайтесь в журнал, — скомандовала женщина, с сожалением косясь на бутерброд. Встала, подошла к шкафу, стоящему прямо рядом с массивной решетчатой перегородкой, какие бывают, наверное, в тюрьмах.
Алиса заглянула в журнал, лежавший перед нею на столе. Просто тетрадь, где в колонках нужно было записать фамилию, время посещения и подпись. Алиса пожала плечами, бросила короткий предостерегающий взгляд на Третьякова и принялась вписывать свои данные в журнал. Сотрудница вытащила папку из шкафа, пролистала.
— Триста тридцать восемь, тридцать девять, так… триста сорок один. Морозов Андрей Петрович? — дама подняла взгляд на Алису, затем на Третьякова. Тот помотал головой, но это даму не удивило. Она опустила взгляд куда-то ниже и кивнула. — Алиса Андреевна, расписались? Я сейчас.
— Иван, а ты? — запаниковала Алиса.
— Девушка, — раздраженно бросила дама, — Я пускаю только тех, кто указан в доверенности. Никаких других посторонних лиц пустить не могу. Пусть ваш… друг подождет снаружи, там есть кресло.
— Ты в порядке? — спросил Иван, игнорируя даму.
Алиса помедлила, затем кивнула. Иван вышел, а дама открыла решетку массивным ключом.
Алиса медленно, прихрамывая, шла за нею. Голова кружилась, слабость, которую она так самонадеянно списала со счетов, вернулась в полном объеме. Депозитарий был большим, несколько длинных змей-коридоров, и по стенам — металлические ящики с отверстиями для ключей. Воздуха было достаточно, но отчего-то казалось, что его может не стать в любой момент.
Дама остановилась около нужной секции, склонилась к полу, к нужной ячейке и повернула свой ключ. Замок щелкнул, и дама ушла, оставив Алису одну. Зазеркалье. Алиса присела на корточки, помедлила, разглядывая металлический контур с совпадающим номером. Ячейка ее отца. Алиса достала свой ключ, вставила во вторую скважину и повернула. Щелчок. Большой металлический ящик, который был внутри, оказался тяжелым. Алиса вытянула его на пол, раскрыла крышку и… отшатнулась.
Почти доверху ящик был набит деньгами. Несколько исписанных вручную листов, а под ними упакованные с вакуумом тугие пачки, перетянутые не банковскими обертками. В одной пачке по сто купюр, пачки сложены вместе по десять, спрессованы, чтобы занимать меньше места. Брикеты с деньгами. Доллары. Несколько упаковок евро. Рублей не было. Алиса выкидывала пачки денег на пол, пока не дошла наконец до низа. Пачек было много, трудно даже сразу подсчитать, сколько. Алиса разочарованно смотрела на деньги. И это все? Деньги?
Потом Алиса заметила в самом низу бумажную папку с завязками и надписью «Дело». Взяла в руки, развязала узел — пришлось растягивать узел зубами. Раскрыла и поморщила нос, почти чихнула. Старые копии каких-то написанных от руки протоколов. Так себе копии, некачественные, выцветшие. Листы пожелтели. Алиса сощурилась в тусклом свете депозитария и принялась читать. Протокол об административном правонарушении, очень старый бланк. Выписан 31 декабря 2003 года. Зрачки расширились, Алиса принялась читать еще быстрее. Пробежала глазами один лист, затем другой, затем третий — и вдруг ахнула и уронила листы на пол. Замерла, словно робот, у которого сбилась и зависла программа. Только одна мысль: «Не может быть, не может быть». Закрыла руками рот и глаза, зажмурилась, затем открыла глаза. Листы лежали на том же месте.
Нет, нет!
Перечитала еще раз. И еще. Из глаз лились слезы, но Алиса их не замечала. Так и сидела — с несколькими исписанными вручную листами и пачками денег, разбросанными вокруг.
Она вышла только через полчаса, и заведующая депозитарием уже изошлась ядом по поводу очереди, которую Алиса собрала. Заходить в хранилище можно только по одному. Время не регламентировано, но нужно же иметь хоть какую-то совесть.
— Что с тобой? — спросил Третьяков, когда Алиса прошла мимо него с каменным лицом.
Она не ответила, пошла дальше. На улице она чуть не проскочила мимо его машины, пришлось схватить ее за руку.
— Алиса, скажи мне, что случилось? Что там случилось? Что ты нашла? Почему ты молчишь, черт тебя дери!
— Можешь отвезти меня домой? — попросила она.
Иван кивнул.
Они доехали до Мичуринского молча, Иван открыл дверь резко и жеманно поклонился.
— Ручку подать, ваше величество? Я же вам тут только как прислуга, да?
Алиса посмотрела на него, как на призрак. И продолжала сидеть в машине.
— Скажи, Иван, мой отец был хорошим человеком, как ты считаешь?
— Что? — скривился он.
— Он был хорошим человеком? Я всегда это знала. Он много пил, мог быть очень грубым, ну, не в том смысле, чтобы там плохо со мной обращаться. Нет, никогда. Просто матерился, знаешь, мог допиться до того, чтобы уснуть на полу в прихожей. Потом утром каялся. Но это же не делает его плохим человеком, да?
