Однако в ту минуту, когда господин Колюцкий открыл перед Третьяковым дверь, у того сразу появилось намного больше вопросов.
69
Получался полный абсурд. Небольшой деревянный, старый, хоть и добротный, но явно недорогой дом. Заборчик покосился. Яблонь штук десять на участке, но ничто не намекает на одиннадцать миллионов рублей. Сам Колюцкий — поджарый, мускулистый мужичок-трудяга с руками-корягами и грязью под ногтями от постоянного копания в огороде — встретил Третьякова без страха и на его удостоверение майора полиции посмотрел спокойно. Принимал Третьякова на летней веранде, сидел и с наслаждением потягивал самодельный ледяной квасок из трехлитровой банки, накрытой марлечкой. Квасок был вкусным, веранда — старенькой. Сам Колюцкий на бывшего владельца московской квартиры никак не тянул, вообще, выглядел, как человек, который в Москве или никогда не был, или был пару раз за жизнь.
— Сколько же вы в этом доме живете, Михаил Владимирович? — спросил Иван, откусывая от бутерброда с местной, странно пахнущей колбасой.
— Зови меня дядя Миша. Да всю жисть, — пожал плечами он. — У нас тут хорошо, климат чудесный, эта ваша модная нынче… экология. Палку воткни — вырастет. И люди простые, не то что в этой вашей Москве. Вот я недавно баньку чинил — все кумовья помогали. Там крыша заваливалась, так мы всем миром…
— Женаты?
— Вдовец.
— Сочувствую, — формально ответил он, но Колюцкий только пожал плечами и дальше задал такой вопрос, что Иван подавился холодным квасом:
— Так что, смылся, значит, жулик этот?
— Вы о Шестобитове сейчас говорите?
— А то о ком же? А я сразу знал, что он — жулик. Я все по его роже понял. У нас тоже тут есть один такой… крепкий хозяйственник, около районной администрации трется. То подряд на починку дороги просрет, то деньги на ремонт школы уполовинит. Так они с вашим Шестобитовым даже говорят одинаково. Такие гладкие слова, словно выбриты с этим… который лучше для мужчины нет. Короче, только слушай. Гипнотизирует. А теперь, значит, сбежал, шельмец.
— И сбежал, как я понимаю, с вашими деньгами, — заметил Иван, внимательно наблюдая за выражением лица дяди Миши Колюцкого. Ни малейшей тени беспокойства.
— Мои деньги при мне, — хмыкнул он, встал и понес квас в холодильник. Чтобы не испортился, значит.
— Михаил Владимирович, а вы мне можете объяснить, как шестилетнему ребенку, почему вы свои деньги за свою квартиру ему отдали?
— За какую свою квартиру? — искренне удивился Колюцкий, чем окончательно поставил Ивана в тупик.
История была такой же простой, как и странной. Прошлой весной к Колюцкому через знакомого обратился Шестобитов, представили его как «очень хорошего человека из Москвы», и предложил безболезненно, а главное, совершенно законно заработать денег — двести тысяч рублей. Для Белгорода такая сумма была еще как актуальна, да и для Москвы вполне, так что Колюцкого терзали объяснимые сомнения. Ему предлагалось, чисто номинально, конечно, стать собственником квартиры, которая по факту должна была быть передана компании «Форсаж Логистикс» в качестве оплаты за оказанные строительные услуги. К сожалению, партнер разорился, стройка заморозилась. И если физическим лицам — обманутым дольщикам можно было получить компенсацию или даже квартиру взамен недостроенной, то шансы юридического лица на возврат средств были ничтожными. В общем, нуждалась крутая московская фирма в помощи дяди Миши. Сам хороший знакомый уже получил свои двести тысяч рублей, теперь была очередь дяди Миши.
Нет, сделали все, как обещали. Сначала переоформили договор долевого участия в строительстве на имя Колюцкого. Бумаг было много, тот их особенно даже не читал. Почему? Во-первых, чего он там вычитает, все равно же ничего не понимает. Во-вторых, за фирму поручились люди, которым Колюцкий верил. Так что получил пятьдесят тысяч, и все успокоилось примерно на полгода. Затем Колюцкого пригласили на сделку. Там он еще что-то подписал, и ему отдали оставшиеся сто пятьдесят тысяч. Собственно, на этом его участие в «схеме» закончилось.
— Самые легкие деньги в моей жизни, — сказал Колюцкий на прощание.
Вечером в аэропорту Третьяков на взлеты и посадки не смотрел. Из Белгорода вылетало не так много самолетов, да и занят он был. Голова шла кру́гом. Слишком много разрозненной информации, но это как гоняться за привязанным к веревочке кошельком. Стоило только подумать, что ты вот-вот ухватишься, как кошелек уползал от тебя, как живой, и чье-то злое хихиканье доносилось из кустов.
На стойке дежурного по аэропорту Иван сверкнул удостоверением, жестко надавил на сотрудников и распечатал все файлы, что имелись у него в Облаке по «Форсажу» — и совсем старые бумаги, еще с зимы, и те файлы и сканы, что ему передал аудитор. В самолете Третьяков сидел, не замечая ни взлета, ни набора высоты, ни отключения знака табло «пристегните ремни». По его просьбе его посадили одного, без соседа, и всю обратную дорогу до Москвы Иван занимался совершенно несвойственным ему делом — анализировал всю эту кучу бумаг. Ох, Алиса, тебя бы сейчас с твоими фломастерами, с перекрестными данными и алгоритмами совпадений! И с твоей памятью на числа. Схема. Во всей этой пачке, на этой веревочке была привязана схема. Она начиналась с Колюцкого, а заканчивалась Морозовым. Колюцкий — Шестобитов — Морозов. Нечаев? К концу рейса голова болела, как будто по ней ударили бейсбольной битой, но схема, хоть и медленно, неохотно, но раскручивалась, как несмазанная цепь.
Колюцкий, несомненно, был в схеме Морозова и Шестобитова человеком сугубо подставным и одноразовым. Таких, как он, в схеме было много. Иван Третьяков обратил внимание на несколько интересных деталей. Во-первых, в тех «рыбах» договоров купли-продажи, что передал Ивану аудитор, было довольно много людей из Белгорода — в договорах указывалась их прописка. Значит, этих самых «проходных» людей приходилось менять, но ходить за ними далеко не стали. Брали из одного источника. Может быть, у Шестобитова там были связи, может быть, у кого-то из его подчиненных. Не важно. Важно, что один «подставной» мог сработать только единожды, поэтому его приходилось менять. Почему?
Вторая деталь: во всех договорах все «подставные» собственники владели квартирой по так называемым «договорам передачи» от Департамента имущества Москвы. Если предположить, что рассказанное Колюцким хотя бы частично соответствует правде, получается, что квартиры выделялись от государства в качестве компенсации обманутым дольщикам, в то время как эти люди обманутыми дольщиками не были. Но это на деле, а по бумагам — очень даже были. Иван нашел в бумагах аудитора одну интересную копию. Это был договор долевого строительства от две тысячи десятого года, а к нему квитанция об оплате квартиры по этому договору — в полном объеме и наличными. Оплачивал тоже «подсадной» житель Белгорода. Принес и оплатил, если верить квитанции, аж семь с половиной миллионов рублей за стометровую квартиру в Строгино. Наверняка и от Колюцкого тоже где-нибудь была такая же квитанция, ее можно найти, если сильно постараться. Схема вырисовывалась все четче, вернее, та ее часть, где деньги обналичивались и уносились Шестобитовым из депозитария в неизвестном направлении. Шестобитов мошенничал, получая компенсации за несуществующие права несуществующих дольщиков. Это было логично, укладывалось в традицию, объясняло, зачем в свое время Морозов нанял бывшего уголовника на должность генерального директора. А вот со второй частью схемы было куда сложнее. С ее морозовской частью. Потому что в этой части шли одни только теории и допущения.
