— Но ведь это были только пьяные разговоры, — развел руками Иван.
— Да, именно. — Голос Ольги Никитиной был даже возмущенным. — Пока однажды он не пришел ко мне трезвым и не сказал, что лавочка закрывается. Даже дату назвал.
— Мой день рождения, — прошептала Алиса.
— Предложил мне бежать! — Ольга нервно рассмеялась. — Прямо как ты сегодня, это у вас семейное. Кстати, для твоего отца это плохо кончилось, ты бы тоже была поосторожнее.
— Я очень осторожна. — Алиса помахала телефоном.
— Это да, — согласилась Ольга. — Да и ты, Третьяков, чертовски убедителен со своим пистолетом. Пожалуй, я воспользуюсь вашим предложением. Что еще? Какие еще вопросы? Кстати, насчет того, что я все так хорошо спланировала. Нет, это неправда. Я даже не была уверена, что Нечаев сделает это. Как говорится, выстрелила наугад. А он сделал. Нечаев был человек слова. Псих — но последовательный. А с моей стороны это было, как говорят западники, Crime of opportunity. Ничего я не планировала, так, воспользовалась случаем. Параллельный мир закрыла.
— Оля! — тихо позвала дочь Никитина.
— Что, мама? Ты думаешь, это на зарплату эксперта-аналитика мы с тобой по четыре раза в год в Италиях бываем? И домик в Черногории? И спокойная старость?
— О… я… — Голос Екатерины Эльдаровны вдруг стал тише, слова — неразборчивыми. Она разом обмякла и обрушилась всем тяжелым телом на Алису, они повалились на пол. Левая рука и верхняя губа слева непроизвольно дергались.
Алиса и Иван бросились поднимать ее, но потом оставили лежать на полу. Екатерина Эльдаровна Никитина была тяжелой женщиной, под сто килограммов. Судороги не прекращались, дергались и рука, и плечо.
Ольга Никитина стояла с пистолетом в руке и растерянно на них смотрела.
— Что стоишь, не видишь, у нее инсульт, — крикнул ей Иван. — Вызови «Скорую». Алиса, поверни ее на бок, помоги мне. Язык нужно вытянуть наружу, чтоб она не подавилась. Его нужно… Дай я сам.
Иван перегнулся и пальцами раскрыл рот Никитиной. После нескольких попыток все же вытянул скользкий язык наружу.
— Ее рвет. Черт, ее рвет. Она без сознания, — крикнула ему Алиса, удерживая голову тети Кати в боковом положении. — Что мне делать?
— Сейчас я дам подушку, нужно подложить, чтобы было тридцать градусов с полом. Развяжи ей платок. Нужно дать ей воздуха. И вытирай рвоту, держи ее голову. Ольга, ты вызвала «Скорую»? Скажи им, это точно удар.
Тут раздался странный громкий хлопок снаружи.
— Что за черт? — подпрыгнул Иван и посмотрел на Алису.
— Нет, не в меня. Она не в меня стреляла, — оборвала его Алиса. — Она ушла.
— Что?
Иван повернул голову в сторону двери. Ольги Олеговны Никитиной действительно там больше не было. Там никого не было, дверь стояла распахнутой, и сквозь нее били яркие солнечные лучи. Иван бросился наружу, сощурился от света, пытаясь разглядеть убегающую фигуру, но там уже никого не было. Свистящий звук шин — это было последнее, что Иван услышал. Он бросился к калитке, к своей машине, и тут понял, что это был за хлопок. Перед тем как уехать, Ольга выстрелила ему в замок зажигания. Чертыхаясь, Иван вернулся в дом. Алиса беспомощно сидела на полу, удерживая тяжелую голову Никитиной в тонких руках.
— Вызови «Скорую», — устало попросила она.
Эпилог
Иногда достаточно и пятиминутной форы, чтобы исчезнуть без следа. Пяти минут и одного несделанного звонка в «Скорую помощь». Никитину успели довезти до седьмой клинической больницы города Твери, что само по себе — чудо, ведь это почти час езды. Диагноз: геморрагический инсульт, кровоизлияние в мозг. Иными словами, удар, как и сказал Третьяков. Состояние больной на момент прибытия в больницу оставалось крайне тяжелым, в сознание она не пришла, и в период так называемого терапевтического окна, которое составляет при инсультах не больше четырех с половиной часов, добиться существенных улучшений не удалось. Об этом Третьяков позже узнал от майора Кома, а точнее, от его людей. Ни Иван Третьяков, ни Алиса Морозова Никитину в больницу не сопровождали, оба они остались дожидаться местных оперативников.
По факту сделанного Ольгой Никитиной признания было возбуждено сразу несколько уголовных дел, но перспективы каждого из них были сомнительными. Угроза жизни и здоровью сотрудника при исполнении и другим лицам — статья богатая, но для ее реализации нужно было поймать Ольгу. Статистика показывала, что если беглеца с таким опытом и возможностями не удается перехватить на границе в первые же часы или, максимум, дни, то нужно готовиться к годам работы. Иными словами, Ольга Никитина как в воду канула. Второе дело — об организации преступной группы, целью которой было мошенническое обогащение за счет использования фальшивых документов, — тоже казалось делом громким. Иван так и ждал, когда журналисты выльют свои ведра помоев и грязи прямо им с Мануйловым на голову. Но правда заключалась в том, что один фигурант этого дела мертв, а два других — в бегах. Один, предположительно, мог находиться в Эквадоре, но это неточно. Третье дело — незаконное использование огнестрельного оружия и порча личного имущества. Рулевая рейка кредитного «Форда» пришла в полнейшую негодность, но дело это даже не стали возбуждать, чтобы потом не писать лишних бумаг. Страховка, которая была обязательной для всех кредитных машин, у Третьякова оказалась давно просроченной и неоплаченной. Так что толку от возбуждения не было никакого. Мысли о возможной стоимости ремонта приводили Третьякова в бешенство. Алиса оплатила эвакуатор до Москвы, на котором и они с нею добрались.
Через две недели после знаменательного «чаепития» в Благинине Зарина Георгиевна Шапошникова вызвала Ивана Третьякова к себе в кабинет. Она плотно закрыла дверь и приказала Третьякову сесть на стул напротив ее стола — место, куда обычно усаживали свидетелей и подозреваемых.
— Ты знаешь, что Олю объявили в розыск? — спросила она, задумчиво разглядывая Третьякова.
— Я знаю, — кивнул он. — Думаете, ее найдут?
— Надеюсь, что найдут, — без энтузиазма ответила Шапошникова. Было видно, как устала она от подозрений, которые обрушились на нее после бегства подруги.
Она, конечно, была опрошена, и не раз, о делах Ольги. Шапошникова утверждала с пеной у рта, что дружба их не выходила за рамки совместных обедов в здании Следственного комитета и что о делах Никитиной ей не было известно решительно ничего, ноль. Ее показания к делу подшили, однако ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова было невозможно, поэтому — на всякий случай — другие сотрудники теперь держались от Шапошниковой подальше. Дни ее в СК были сочтены.
— Надеетесь? — хмыкнул Иван.
Зарина Георгиевна сощурилась:
— А ты думаешь, я ей счастья желаю? Она оставила Нечаева гулять по улицам, из-за нее погибли люди. Она должна за это ответить.
— Тогда чего вы хотите от меня? Я-то уж точно ничего не знаю.
