— Кажется? А как же ваша фотографическая память? — не удержался Иван.
Алиса покачала головой.
— Дело не в моей памяти, она, кстати, вовсе не фотографическая. А людей я почти никогда не запоминаю.
Иван сощурился.
— Никого и никогда не запоминаете? Такая избирательная память на числа?
— Почему — никого? Преподавателей и коллег я помню. Просто люди… не являются объектом моих интересов, — пояснила Алиса, и Иван с трудом удержался, чтобы не закатить глаза.
— Может быть, хотя бы имена друзей отца вспомните? Хоть кого-то? Мое имя, к примеру? Третьяков?
— Почему я должна помнить ваше имя? — нахмурилась Алиса.
— Ну, мы с вашим отцом довольно близко общались, он мне в свое время денег одолжил, очень помог. Вот, я ведь хотел даже у него Новый год справлять. Подумал, может быть, он упоминал — меня, кого-то еще.
— Так вы это не придумали? Вы говорили серьезно? — спросила Алиса, чем поставила Ивана Третьякова в тупик.
— Серьезно — что?
— Про вашу дружбу с моим отцом? — Она сощурилась. — Я думала, вы просто так, чтобы найти ко мне подход. В конце концов, я почти никого не знаю из его друзей. Вы что, в самом деле были его другом?
— Может быть, не лучшим — но другом точно. Я хорошо его знал и очень уважал, — кивнул он. — Мы вместе работали, а когда ваш отец пошел на повышение, продолжали общаться. Я знаю его почти десять лет, и он пригласил меня на дачу на Новый год. Собственно, именно так и вышло, что я там оказался.
Алиса застыла, прямая, как палка, и посмотрела на Третьякова так, будто увидела привидение. Затем она заговорила — через силу, с явным напряжением, медовый голос срывался на хрип.
— Это что же, вы его нашли? Вы лично нашли моего отца? Вы… были там, в Благинине? Вы видели его… тело? — спросила она, это слово далось ей с большим трудом.
Третьяков хотел поправить девушку, напомнить ей о пожарных, которые были на месте раньше него, но передумал. Он расскажет все подробно потом, а пока Иван только медленно кивнул. Алиса сделала непроизвольный глубокий вдох и закрыла лицо ладонями, как закрывают дети, чтобы не видеть страшную сцену в фильме ужасов. Нет, подумал Третьяков. Не железная, хоть и леди.
8
Она простояла так около четырех минут — ни жеста, ни звука, ни слезинки, — а когда убрала руки от лица, ее глаза были черны, как космический вакуум. Иван и хотел сказать что-то, но не нашелся, растерялся, что вообще-то на него не похоже. Уж он повидал на своем веку потерпевших и их родню, уж он умел выражать соболезнования и находить правильные слова. Он умел делать это, не включаясь лично, оставаясь под надежным прикрытием слов «это только работа», а сейчас вот молча смотрел в большие черные глаза и хотел провалиться сквозь чистый кафельный пол. Он откашлялся и спросил:
— У вас кто-то остался?
— Да, конечно, — ответила она так, словно просто хотела его успокоить.
— Это хорошо, — кивнул он. — Скажите, у вашего отца ни с кем не было конфликтов в последнее время?
— Он страдал перед смертью? — Она его совсем не слушала и смотрела куда-то мимо него на пустую стену.
— Я не знаю, — честно ответил Иван. — Не думаю. Есть высокая вероятность того, что он умер во сне. Экспертиза покажет больше, а пока… вы уж простите, я не смогу вам ответить на все вопросы, это в интересах следствия.
— В интересах следствия… — пробормотала она. — Нет, я не знаю о его конфликтах. Впрочем, это не значит, что их у него не было. У моего отца было много разных интересов — и по работе, и вне ее. Он был учредителем нескольких фирм, хотя я знаю, что ему плевать было на эти фирмы.
— Почему вы думаете, что ему было плевать на фирмы?
— Знаете, он часто говорил, что мечтает развязаться со всеми делами и уехать жить на дачу… ну насовсем, понимаете? Отец вообще меня в свои дела не особенно посвящал, но иногда он становился, как бы это вам сказать…
— Разговорчивее?
Алиса посмотрела ему в глаза и кивнула.
— То, что он выпивал, ни для никого не секрет, — сказала она чуть враждебно. — Это ему никак не мешало, он всегда знал, когда ему на работу и когда пить нельзя. И никогда не напивался до свинского состояния. Ну… почти никогда, — поправилась она. — Иногда люди просто бессильны перед собственными слабостями.
— Так что он сказал вам про свои дела? Что хочет все бросить?
— Он часто говорил, что оно того не стоит, вся эта суета вокруг денег, что вообще люди переоценивают значение денег. И знаете, однажды он даже сказал, что все это — не шутки, и что с него хватит, и что он обязательно пошлет все к чертям… Да, он так и сказал: «Вот закончишь ты институт, Алиска, и я пошлю все к чертям. Уволюсь и уеду на дачу». Он сидел вот там, на том стуле напротив вас, — Алиса показала рукой. — Да, он был сильно пьян, сильнее обычного, потому что уже приехал домой пьяным, но я думаю, что-то его расстроило в тот день. Знаете, сильнее обычного.
— В какой день? Когда это случилось, примерно?
— Примерно? — Алиса склонила голову и закрыла глаза, сосредоточившись. — Это случилось летом, четырнадцатого июля, а время… была половина восьмого. Двадцать минут восьмого.
— С ума сойти, — не сдержался Иван, и Алиса еле заметно покачала головой, словно эта реакция ее раздражала.
— Не думайте, что это что-то сверхъестественное. Меня тренировали запоминать числа с самого детства, и я просто привыкла. Если мне нужно, я могу как бы… увидеть число, даже то, какого оно цвета и формы, — это все техника запоминания. Придаешь числу дополнительный параметр. Меня этому мама научила, мы с ней много играли, например в «быков и коров», когда мне исполнилось три года. Потом с папой тоже, хотя ему приходилось записывать все цифры на бумажке. Он-то их не мог так же запоминать, как я. Почему-то у него никогда не получалось.
— Быки и коровы? — переспросил Иван.
— О, это очень просто, такая развивающая игра, — кивнула Алиса. — Один человек запоминает число, а другой должен его отгадать. Например, вы можете запомнить хоть сейчас.
— Какое? Одно число? Цифру?
— Нет, именно любое, только нужно заранее согласовать его разрядность. Можете загадать двузначное, но играют и в трех-, и в четырехзначные, и в пяти-. Впрочем, дальше это куда сложнее, если не записывать. А играть очень легко. Вы загадали?
— Действительно, «легко», — хмыкнул Иван. — Ну, допустим, загадал. Сказать?
— Нет, вы что! Дальше я назову число. Например, скажу — пятьдесят шесть. Если я не угадала ни одной из ваших цифр в числе — скажете, что мимо. Если я угадала цифру, но она не в правильном месте, это «корова». К примеру, если вы загадали шестьдесят пять — получается, две коровы. Мне останется только поменять цифры местами. А если я угадала только одну позицию полностью, а одну угадала частично, цифра не на своем месте — скажете: «Бык и корова». Моя задача — угадать ваше число за самое маленькое количество попыток.
