Ненавистный внутренний голос прозвучал громко и четко: а вдруг что-то срочное? Иван устало закрыл глаза. Телефон продолжал плясать и звенеть.
— Третьяков слушает, — сказал он максимально сухо и враждебно, проклиная свою профессию. Никакой личной жизни даже в Новый год.
— Алло? Иван Юрьевич? — услышал он бархатный женский голос. Не жена. Уже легче. — Простите, что беспокою вас в такое время, но вы сами сказали, что когда угодно…
— Представьтесь, пожалуйста, — потребовал он.
— Это Алиса. Морозова. Вы сказали… в любое время…
— Алиса Андреевна? Да-да, конечно, — Иван тряхнул головой, пытаясь сбросить сон и неприятную, вязкую пьяную пелену. — Что-то случилось?
— Нет-нет, ничего не случилось. Я вас ни от чего не отрываю?
— Нет, не отрываете… Погодите секунду, — Иван поставил телефон в громкий режим, а сам потянулся за сигаретами. — Говорите, пожалуйста, я вас внимательно слушаю.
— Извините, что побеспокоила.
— Ничуть вы не побеспокоили, — заверил ее Иван с плохо скрываемым раздражением. — Говорите.
— Я вспомнила один наш разговор с папой, только сейчас вспомнила. Не думаю, что это важно, но вы сказали, что угодно может иметь значение, я и подумала, что должна вам рассказать.
— Все правильно, рассказывайте. — Иван сосредоточился и достал из бардачка кусок бумаги — кажется, прошлогодняя техническая карта. — Когда случился этот разговор?
— Это было в начале октября, девятого числа, вечером, в одиннадцать сорок примерно.
— Примерно, да? — ухмыльнулся Иван.
— Точно — одиннадцать тридцать восемь, — строго сказала Алиса.
— Извините, — пробормотал Третьяков, матерясь про себя. — Продолжайте.
— Папа был довольно сильно пьян, с ним такое случается. Он сидел на кухне, когда я вошла, и спросил меня, чего я хочу на день рождения. У меня день рождения в конце января, так что разговор казался преждевременным, но папа очень любит дарить подарки, и поэтому я подумала, что он просто хочет что-то заранее заказать. Я, конечно, сказала, что буду рада любому подарку, хотя, по большому счету, мне было все равно. У меня ведь есть абсолютно все, но он постоянно искал, что бы еще придумать. А тут, тем более, двадцать один год. Настоящее совершеннолетие, как он говорил.
— А почему вы считаете, что это может иметь отношение к его убийству? — влез Иван.
— Я не считаю, с чего вы взяли? — удивилась Алиса. — Просто он тогда вел себя странно.
— Готовить подарок дочери — странно?
— Нет, не в этом дело, — поморщилась она. — Вы дослушайте. Он тогда спросил меня, считаю ли я его хорошим отцом. Он никогда не спрашивал у меня такого, понимаете? Я растерялась, даже не знала, что отвечать. Он всегда был просто идеальным отцом, и я уверена, что он прекрасно это понимал, поэтому-то я и была так удивлена. И потом он сказал, что хочет сделать мне самый ужасный подарок, который я только могу представить.
— Ужасный? — переспросил Иван, подумав, что ослышался.
— Именно так. Я тоже решила, что он просто несет какую-то чушь, с ним такое иногда бывало. Он ведь довольно сильно выпивал, причем ему, к сожалению, даже не нужна была компания. Он мог просто сидеть и пить, сам с собой, на кухне, а когда сильно напивался, мог начать заговариваться, ругаться на кого-то, злиться, материться. Я на такое никогда не обращала внимания. Наутро он, как правило, ничего не помнил. Но такого он мне не говорил. И посмотрел он на меня так странно, что мне стало не по себе. Я, помню, спросила его как бы в шутку: может, он признается, что я не его дочь? На двадцать первый день рождения, как в мексиканских сериалах.
— А он что?
— А он расхохотался и долго смеялся, но таким, знаете, истерическим смехом. Пьяным смехом. Потом вдруг посерьезнел и сказал, чтобы я даже думать о таком не смела. Что я его дочь на сто процентов, я — его смысл жизни и все такое. Тогда я сказала, что если этот подарок будет такой же ужасный, как и тот, на восемнадцатилетие, то не стоит мне его дарить вообще, а лучше купить новый телевизор в шестьдесят дюймов, потому что я с сокурсниками иногда дома смотрю документальные фильмы. Он тогда выдохнул, посмотрел мне в глаза и кивнул. Сказал, мол, договорились. И уснул на кухне. Я говорю об этом, чтобы вы понимали, насколько он был в тот день пьян. Так что это все — ерунда и мелочь и не стоит вашего внимания.
— Определенно не мелочь и стоит внимания, — заверил ее Иван. — Интересно, а что такое ужасное он подарил вам на восемнадцатилетие?
— Он записал меня в кружок по стрельбе ДОСААФ. Решил, что я должна уметь постоять за себя, хотел, чтобы я научилась стрелять. Вы можете представить меня — и оружие? — она усмехнулась. — Отец все мечтал, что однажды я изменюсь.
— Послушайте, Алиса Андреевна, раз уж мы говорим о мелочах, я хотел у вас еще кое-что спросить. Я совсем забыл об этом, когда был у вас. Вы не видели, забрал ваш отец подарочную бутылку виски с собой на дачу в тот день? Мы подарили ее ему буквально накануне.
— Я не знаю. Виски? — переспросила Алиса. — Я в спиртном совсем не разбираюсь.
— Такая выпуклая бутылка…
— Я могу посмотреть, конечно… — растерялась она. — Выпуклая?
— Знаете что? А можно, я к вам сам еще раз зайду и посмотрю?
— Да, конечно. Когда? Завтра?
— Кто знает, чем я буду занят завтра, — вздохнул Третьяков, причем совершенно искренне.
— Сегодня? Ну, хорошо, давайте, если вам не сложно, — удивленно согласилась Алиса.
— Вот и отлично, тогда ждите, — сказал Иван, не заметив, как пепел с сигареты падает ему на свитер. — Вот черт! — Он принялся стряхивать пепел на пол, затушил сигарету.
— Что случилось?
— Нет, ничего… Ерунда. — И Иван повесил трубку.
«Дубравушка», около которой Иван завис, была совсем рядом, он отъехал всего на несколько сотен метров от морозовского дома, так что, учитывая употребленную водку, Иван ехать на машине не стал, пошел пешком. Путь от «Дубравушки» до дома Морозова занял у него всего шесть минут. Увидев удивленное, озадаченное лицо Алисы Морозовой, он сразу все понял, но как объяснить свое практически моментальное появление, не знал. «Да и черт с ним, — решил он. — Пусть думает, что хочет. Тоже мне, принцесса».
— Вы держите алкоголь в каком-то специальном месте? — Тон — максимально профессиональный. Состояние — «убейте меня», к тому же Иван вдруг очень хорошо осознал, что все же пьян. Да, он не допил бутылку, но много ли ему надо после двух бессонных голодных дней? Ивана штормило, и он прилагал титанические усилия, чтобы не выдать это.
— Сказать честно, мы спиртное в доме не держим, оно у нас не задерживается. Но есть несколько бутылок в баре в гостиной. — Алиса говорила холодно, с осуждением. Развернулась, пошла в гостиную, Иван поплелся за ней.
