— Не-а, — честно признался сын. — Я Мишку стукнул. Но он первый начал.
— Ну, тогда это ты его за дело, получается, — кивнул Иван.
— Ну, хочешь, ты мне измени! — бросила ему Лена. Иван вздрогнул и поморщился, но она продолжила: — Слушай, ну все живут же, со всеми случается. Это же просто так, от стресса. Мне же тоже знаешь как тяжело бывает… в эмоциональном плане. Дом, дети, дом, дети. Моя жизнь — это какой-то кухонный комбайн. И вообще, я уверена, что ты тоже не без греха.
Иван ободряюще улыбнулся сыну и медленно поднялся с пола. Подошел к двери, где стояла Лена, попытался пройти мимо нее — она не дала, уперлась руками в дверной косяк, загородила проход. Иван попытался поднырнуть под ее руки, но она присела, перекрыла проем ниже.
— Скажи мне хоть что-нибудь! — потребовала она. — Ты же не можешь просто молчать, это, в конце концов, не по-людски. Ну, хочешь, ударь меня. Ты этого хочешь? Ну чего ты из себя Иисуса-то изображаешь? Можно подумать, ты святой!
Иван сжал зубы так, что свело челюсть, выпрямился и посмотрел вплотную, с расстояния в пару сантиметров в серо-голубые с темной каемочкой глаза жены. В них плескался страх. Иван положил ладони на ее запястья, надавил. Лена сопротивлялась, не опускала руки, не выпускала Ивана из детской. Он надавил еще сильнее, руки оторвались от дверного косяка, медленно, с сопротивлением пошли вниз. Жена вскрикнула и попыталась втолкнуть Ивана обратно в детскую, но он отпустил ее запястья и прорвался в коридор. В два шага дошел до ванной, заскочил туда, словно убегал от маньяка, захлопнул дверь, закрыл замок. Лена дергала за ручку и что-то кричала. Иван включил воду и склонился над раковиной, упираясь в ее края обеими руками. Так он и стоял, слушая сдавленные крики жены и шум воды. Медитация. Затем скинул с себя все и залез в ванну. Вода была нестерпимо горячей, и это было хорошо. В ванной Иван Третьяков и заснул.
17
Журналистка была похожа на француженку — худая, в черной водолазке и черных же узких брюках, каре с густой длинной челкой а-ля Мирей Матье. Симпатичная, молодая, бессовестная — никакого страху. Самоуверенная девица из новейшего поколения журналистов, впитавших в себя все идеалы свободы прессы — свободы в форме безответственности. Чтобы выяснить, кому именно принадлежит авторство на шедевр журналистского творчества под названием «Расплата за беспредел?», пришлось применить, так сказать, нестандартное аргументирование по отношению к ее руководству, но к вечеру пятого января у Ивана были развязаны руки.
Скандал в прессе дал свои результаты, дело тут же «взяли на карандаш» в Следственном комитете, «на контроль» в прокуратуре Москвы и «под особое внимание» в Министерстве юстиции — как будто до этого оно валялось без присмотра и никого не интересовало. Выразилось это прежде всего в том, что капитана Кома и его группу от следствия отстранили и поставили под служебное расследование. А также в том, что самые разные люди в самых разных званиях начали появляться, звонить или вызывать на ковер и задавать вопросы, высказывать версии, негодовать и требовать результатов. Уже к полудню Иван Третьяков сидел на совещании в Следственном комитете между людьми, звания которых начинались от подполковничьих. Третьякову, как говорится, пришлось отвечать «за всех и вся». Однако, вместо того чтобы отстранить Ивана от дела заодно с его тверскими коллегами, начальство даже скупо похвалило его за участие в расследовании, выделили ему Толика Бахтина в помощники, обещали содействие. Сам председатель Следственного комитета генерал юстиции Алексей Борисович Гродин «осчастливил» Ивана похлопыванием по погону.
— Отцы и дети, значит? — вздохнул он и неодобрительно покачал головой.
— Это только версия, — заметил в который уже раз Иван. Его смущало то, с каким энтузиазмом версия о предварительном сговоре Алисы Морозовой и Шестобитова была принята в разработку.
— Конечно, конечно, но мы обязаны, просто обязаны найти убийцу Андрея Петровича. И сделать это в кратчайшие сроки, — добавил Гродин. — Каков ваш план, майор?
Наталья Снегирева, похожая на француженку журналистка, была первым пунктом этого плана. Она сидела напротив Ивана, за дешевым столом из ДСП, в так называемом «open space» офисе. Кроме них, там почти никого не было, продолжались праздники. Так, парочка сонных редакторов на другом конце помещения.
— Скажите, вы отдаете себе отчет, что, публикуя статью, вмешиваетесь в ход расследования преступления? — спросил Иван, а журналистка посмотрела на него так, словно он — бомж, от которого воняет.
— Я не обязана отвечать на ваши вопросы. Закон о свободе прессы…
— Меня не интересует ваш закон, — оборвал ее Иван. — Меня интересует, не прикрываете ли вы сознательно убийцу, не пытаетесь ли увести следствие в сторону и делаете ли вы это намеренно.
— Я даже не обязана слушать весь этот бред. Обращайтесь в наш юридический отдел, оставляйте там официальный запрос, пусть суд обяжет нас раскрыть наши источники.
— Послушайте, Наталья, вы не обязаны, конечно, но вы с вашей статьей поставили меня в сложное положение.
— Да что вы говорите! — фыркнула она. — А я-то хотела вам удовольствие доставить.
— Позвольте усомниться в этом. Ваша цель, на первый взгляд, — это расширение аудитории, увеличение посещаемости сайта, привлечение рекламодателей. Именно поэтому вам так нужны громкие статьи. Однако есть и второй взгляд. Кем бы ни был убийца, вы дали ему знать, что именно нам известно. Случайно, ненамеренно? Я не так уверен в этом. Я могу допустить, что вы можете быть соучастницей. Я могу получить ордер на ваш арест, я могу поставить прослушку на весь ваш офис. Видите, я с вами вполне откровенен. Благодаря вашей статье дело получило такой резонанс, что это стало вопросом нашей полицейской чести.
— Вы меня запугиваете?
— Я с вами веду оперативную работу. Слив информацию, вы дали убийце возможность подчистить следы. В данный момент я устанавливаю вашу с ним связь. Что именно я установлю в процессе расследования — одному богу ведомо. Мало ли у вас с вашим изданием грехов? Вы же понимаете меня? Вот ваш непосредственный руководитель меня понял, поэтому я сижу здесь, с вами. Он — ваш непосредственный руководитель — умный человек и не хочет проблем. И потом, я объяснил ему, что мне даже не нужны ваши официальные показания. Мне нужна только информация, ответы на некоторые интересующие меня вопросы. И, признаюсь, вы ведете себя так убедительно, что я уже готов отступить.
— Серьезно?
— Конечно. Я готов прийти к выводу, что мои подозрения в отношении вас вполне обоснованны. К сотрудничеству вы не готовы. Упираетесь — хотя в нашем разговоре нет никакой для вас опасности. Придется проводить проверку. В конце концов, вы же так хотели официальных вызовов. Так ведь, Наталья… простите, не знаю вашего отчества. Но я узнаю, это не проблема.
— Что вы хотите знать? — наконец сломалась она. Молодая, зеленая. В переделки еще не попадала, на допросах не сидела. Может, посидела бы, стала бы осторожнее. Впрочем, не она же принимала решение опубликовать ее писанину.
