20
Ножи действительно оказались разными. К тому же через пару недель до Третьякова дошла информация из города Саранска еще об одном случае с флунитразепамом в протоколе — там тоже имелся труп, а вместе с ним и нож с сохранившимся отпечатком пальца. Убийство произошло двадцать первого января пятнадцатого года, а двадцать второго по горячим следам был задержан убийца. Им оказался коллега убитого, они вместе работали на частной стройке в одной из деревень. О том, что в день убийства оба фигуранта начали выпивать еще с утра, показали сразу несколько свидетелей. Отпечатки пальцев на орудии убийства принадлежали рабочему, нож тоже был его, он этим ножом всегда мясо резал. В настоящее время убийца осужден и отбывает наказание. Иван перечитал материалы несколько раз и пришел к однозначному и неоспоримому выводу. Конечно, Мануйлов был прав. Не таким уж и редким оказался препарат. Так что, хоть связующее звено, без сомнений, просматривалось, версию о серии следовало отложить до лучших времен.
К концу января дело подполковника потихоньку покинуло первые полосы газет и интернет-порталов, и в Комитет на совещания Иван тоже ездить почти перестал. Глухарь — птица нормальная, как сказал Мануйлов. Когда мобильный телефон Ивана зазвонил и на разбитом экране отразилось имя Алисы Морозовой, он стоял у высотного дома в Северном Бутове, около размазанного по асфальту трупа «прыгуна» и сквозь зубы интересовался у сотрудников «Скорой помощи», что именно в этом суициде криминального.
Увидев на экране имя, он помедлил, пытаясь угадать, что именно может услышать от Алисы Морозовой. Несколько дней назад Иван навестил Ольгу Никитину, уточнял кое-какие детали ее разговора с Алисой, а также наведался в ее альма-матер и поговорил с ее сокурсниками и преподавателями. Узнал много ненового и не особенно интересного о том, какая прекрасная, способная, образцовая студентка Алиса Морозова, что участвует в различных исследованиях и программах, говорит на двух языках, подает надежды и вообще.
Из интересного — что Алиса замкнутая, вернее, сознательно ограничивает свой круг общения. Так выразился ее однокурсник — тот самый тощий парень с похорон, один из немногочисленных друзей Алисы. Он сам, к слову сказать, был странным. Начать с того, что звали его Крисом Морганом, говорил он с ощутимым иностранным акцентом, но при этом был россиянином и вообще — обычным студентом. Даже жил он в общежитии МГУ. Несмотря на акцент, говорил безупречно, окончания не путал и слова выбирал правильно, вплоть до матерных. Выяснилось, что его родители — русская мать и американский отец — развелись, когда Крису было четырнадцать. В результате из солнечной Северной Каролины Крис прилетел в угрюмый зимний Саратов, заваленный снегом до второго этажа. Так началась его российская жизнь, приведшая умного и, как это свойственно американцам, инициативного Криса в МГУ. Может быть, именно это их и подтолкнуло друг к другу — они оба не чувствовали себя своими. Крис — в силу происхождения, потому что от природы он вообще-то человек довольно общительный. Алиса же просто потому, что это — Алиса.
Крис рассказал Ивану, что Алиса занимается организацией и анализом различных массивов данных, что бы это ни значило. Что она является членом шахматного клуба МГУ и даже выигрывала местные соревнования, но дальше этого не шла из-за нежелания (пиши, фобии) ездить куда-то дальше Юго-Западного округа города. Крис отзывался об Алисе так тепло, что Иван заподозрил за этой теплотой нечто большее, тем более что парень статный, симпатичный, хоть и в аккуратных очках без оправы. Одет тоже соответственно: джемпер с оленями, из тех, что снова, кажется, вошли в моду, под ним светло-голубой воротничок рубашечки в тонкую полоску. Не по-зимнему светлые джинсы, коричневые Timberland на шнуровке. Размер, кстати, не сорок третий — сорок пятый. Уж не сдал ли ты меня своей дорогой Алисе, милый ты мой человек? И не ждет ли меня очередная серия упреков и обещаний засудить меня на веки вечные?
Иван Третьяков почти не ошибся. Голос Алисы Морозовой был спокойный, холодный. Она спросила, помнит ли он ее.
— Разве можно вас забыть, — улыбнулся Иван.
— Мне нужно с вами поговорить, — сухо сказала — нет, потребовала, приказала она.
Иван удивился.
— О чем, если не секрет?
— Я не хотела бы обсуждать дела по телефону, — добавила она. — Это важно.
— Я могу приехать к вам домой, если хотите, — предложил Иван, памятуя об Алисиной фобии, но она предложила встретиться в ресторане неподалеку. На ресторан у Ивана денег не было, но и отказываться неудобно. Вот только окровавленный труп суицидника нужно было сначала сплавить по назначению, и протокол дописать, и соседей опросить. А то потом найдут у него в крови какой-нибудь флутримазол, а Третьякову отвечать. А он и так впал у начальства в немилость.
Так что до ресторана удалось добраться только через полтора часа. Попутно Иван освежил все, что знал и помнил по делу, и купил у метро какую-то ерунду — «мыльного котенка» в подарочной коробочке. Алиса сидела в уютном уголке на маленьком диванчике, перед нею стояла наполовину пустая прозрачная чашка с чаем.
— Здравствуйте, Алиса Андреевна, — сказал он вежливо и по возможности тепло. — Как вы?
— Что это с вами? — спросила она вместо ответа.
— В каком смысле — что со мной? Ничего со мной, — нахмурился он. Проследил за взглядом этой девчонки: она с интересом осматривала его заляпанную куртку. Вот черт, совсем забыл. — А, это ничего, не берите в голову.
— Вы что, одежду свою вообще не стираете? — поддела его она.
— Вообще-то стираю, — разозлился он. — Только эта кровь совсем свежая.
— Кровь? — Алиса подалась назад на диване. — Чья кровь? Ваша?
— Да нет, что вы… Просто пришлось помогать грузить труп. Не волнуйтесь, никого не убили. Суицид. Не важно. Вот, перепачкался. Я сейчас куртку сниму и руки помою, ладно? И потом мы с вами поговорим.
— Да, конечно, — согласилась она.
Через пять минут, умытый и пахнущий вишневым мылом, он вернулся к Алисе. Залез в карман, достал маленькую коробочку, завернутую в цветастую бумажку с помявшимся бантиком.
— А это вам.
— Что это? — вытаращилась на него Морозова.
Иван пожал плечами.
— А вы как думаете? Подарок вам. У вас же сегодня день рождения! Тридцать первого же января, да? Двадцать один год, не так ли? Ну, открывать будете? — Иван в нетерпении потер руки.
Алиса смотрела на коробку в нерешительности, затем отодвинула и покачала головой.
— Не нужно, — сухо бросила она. — Я хотела поговорить с вами о моем отце.
— Серьезно? А я думал, думал: о чем же она хочет со мной поговорить?
— Мне нужно… — Алиса запнулась, замолчала и принялась помешивать ложкой чай. — Скажите, есть ли новости? Что происходит, какие у следствия версии? Кто убийца?
— Вы же знаете, я не могу об этом говорить. Ни с вами, ни с кем-то другим. Дело еще в работе.
