— Так и есть, — ответил Губаханов. Он говорил с густым акцентом, не «есть», а «ест». И шмыгал разбитым носом. Достается ему тут. Как говорится, чурка, кто за него вступится? Иван чертыхнулся про себя. Волчья стая.
— Губаханов, вы курить хотите? — спросил Иван и заметил легкую растерянность в движениях сгорбленного мужчины. Тот еле заметно кивнул.
— Садись. — Иван решил, что на «ты» Губаханову будет легче общаться. Непривычно ему, когда к нему обращаются на «вы». — На, кури. Кури, не надо ничего ныкать. Я тебе с собой тоже дам, еще дам — пачку. Чай будешь? Или, может, ты голодный? — не дожидаясь ответа, Иван постучал в дверь и попросил принести что-нибудь из еды. Про себя выматерился. Нужно же было быть таким идиотом, чтобы прийти сюда с пустыми руками. Мысленно прикинул, что с собой есть. Еще одна пачка сигарет, взял с собой про запас. Жвачка «Дирол», хотя она вряд ли будет интересна Губаханову. Конфет надо было принести и чаю. Самого дешевого и побольше. Чай там, за забором с колючей проволокой, дороже денег. Ладно, чего уж теперь.
Иван дал Губаханову прикурить, и тот затянулся с таким нескрываемым наслаждением, что Ивану стало еще больше не по себе. Положение на зоне порой определяется такими необъективными параметрами, как рост и вес, и Губаханов недотягивал по всем статьям. Простая звериная способность постоять за себя тут самая важная. С этим же Губахановым любой доходяга справится.
— Ты же не убивал своего друга, не так ли? — начал Иван, и Губаханов вытянулся, как струна, и замолчал. Затем — медленно, нараспев, копируя чью-то речь, продекламировал:
— В суде сказали, что убивал.
— Да ты бы его и до лесу не дотащил! — презрительно бросил ему Иван. — Да и далековато от вашей деревни. Ты машину-то водишь?
— Не вожу, — буркнул Губаханов. — Не научился.
— Не научился, видишь! Ученье — свет.
— Я-то вижу, — зачастил Губаханов. — А этот бесплатный адвокат ничего не видел. Говорил, признаешься — и скостят срок вдвое. А в чем признаваться?
— Действительно, в чем?
— В том, что не помню я ни черта, вот в чем.
— Ну, понятно. Признался, значит, под давлением. А сам-то ты что думаешь? Кто его убил?
— Не важно, что я думаю! — зло бросил тот и в первый раз посмотрел прямо перед собой, на допрашивающего его Третьякова.
— Как же не важно, когда важно. Раз не ты, то кто?
— Конь в пальто, — совсем завелся Губаханов.
— Тебе рассказать трудно? Я, может, настоящего убийцу ловлю. Поймаю — тебя отпустят.
— Не поймаете вы его. — Губаханов затянулся жадно, полной грудью вдыхая дым. — Никто его не поймает.
— Это еще почему?
— Да потому, что он не такой, как мы, — Губаханов пробормотал это, скрестил руки и уткнулся перед собой.
— Что ты имеешь в виду? Иностранец, что ли?
— Иностранец? — переспросил Губаханов и расхохотался. — Инопланетянин тогда уж.
— Даже так? — присвистнул Иван. — И с какой же он планеты?
— Так он мне и сказал! Не знаю я, с какой. А только не человек он. Может, вообще не с планеты.
— Не с планеты? А откуда?
— Из тьмы вышел, — проговорил нараспев Губаханов. — А что за тьма — сказать не могу. Может, параллельное измерение. Другая реальность. Я чудом хоть что-то помню. Другие вообще ничего не могут вспомнить обычно. Он им память стирает.
— Как у «Людей в черном»? — рассмеялся Третьяков. — Что, не смотрел? Хороший фильм. Там у полицейских, которые с инопланетными нелегальными мигрантами борются, есть штучка — если ее включить, все вокруг забывают, что было пять минут назад. А поверх можно любое воспоминание записать. Я нашему начальству все говорю, что и нам такие надо, а то иногда замучаешься слушать всякую чушь…
— Не верите, — с горечью пробормотал Губаханов. — А я знал, что вы мне не поверите. Никто не верит.
— Ты мне вот скажи лучше, ты таблетки когда-нибудь покупал, чтобы расслабиться? Может, чуть кайфануть?
— Я не наркоша, — обиделся осужденный.
— А друг твой таблеток наглотался. Один, что ли, кайфовал? Без тебя?
— Ничего я про таблетки не знаю.
— Ты пойми, тебе молчать нет никакого резона, ты уже получил по полной программе. Хуже не будет. А я, если что, постараюсь замолвить за тебя словечко. Выпустят по УДО, поедешь домой. Мне надо настоящего убийцу поймать.
— Хуже может быть, — вдруг заговорил он. — И тюряга тут ни при чем. Без разницы, где быть, когда конец придет.
— Конец? — удивился Иван.
— Да, конец всему. И всем крышка. Хоть ты с той стороны решетки, хоть с этой. — Губаханов рассмеялся и потянулся за новой сигаретой. — А настоящий убийца — ты его никогда не поймаешь. Ты к нему на километр не подойдешь. Он тебя вычислит, он уже все о тебе знать будет. Он все твои мысли прочтет и возьмет тебя под контроль, а ты даже пошевелиться не сможешь. Потому что он — другой. Он — черный воин. И никого он не убил.
— Никого не убил? — переспросил Иван. — Это как? А твоего друга?
— Тебе не понять, начальник.
— Мне не понять, это точно, — кивнул Иван. — Это же не моего друга зарезали в лесу. Знаешь, что я думаю? Что не было никакого черного воина, никакого воплощения зла, а это ты друга своего убил, а теперь мне дичь какую-то гонишь.
— Черный воин — не зло! — воскликнул Губаханов. — При чем тут добро, зло? Его вообще нельзя измерить нашими рамками.
— Да что ты говоришь, — разозлился Третьяков.
— Да! Не из нашего мира он. Он — черный воин… Ну, как черные монахи есть. И он бьется с тьмой, той, которая поглотит наш мир. Тысячелетняя битва почти проиграна! — Арестант почти кричал, в его голосе звучала паника. — Таких, как он, почти не осталось. Их мало, и они проигрывают!
— А как его зовут?
— Не помню. На «И» что-то такое. Древнее.
— Ты мне описать его хоть можешь? Ты же говоришь, что помнишь. Как он выглядит? Как человек или как летающий страус?
— Сам ты страус! — гаркнул Губаханов.
Иван замолчал, в растерянности глубоко дыша. И что делать дальше? Ведь ничего из этого бреда не извлечь.
— Ты в своих показаниях писал, что с вами в тот день пил третий человек. Это был он?
— Да, только он не человек! — поправил его Губаханов.
— Ладно, не человек. Черный воин. Откуда он взялся?
— Так на автовокзале же и познакомились, — с готовностью ответил Губаханов.
— В Саранске?
— А где ж еще? — вопросом на вопрос ответил тот.
— И как это вышло, что вы познакомились? — терпеливо расспрашивал Иван.
— Он у нас сигарет спросил. Мы как раз в сторонке от входа курили. Дали ему сигарет.
