— Как он выглядел… в тот момент? — добавил Иван, чтобы Губаханов не начал снова про тьму.
— Ну, обычный такой мужик.
— Молодой? Пожилой? Высокий? Толстый?
— Не знаю, обычный. Возраста, наверное, моего. За тридцать. Не толстый. Говорю — обычный.
— Фоторобот сможешь составить?
— Ну, попробовать можно. Только я уже плохо его помню… после всего, что случилось.
— Давай пока не будем про то, что случилось. Вот, вы познакомились. Покурили? Дальше что?
— Так он не курил, он сигарету взял, а потом спросил, какого автобуса мы ждем. Мы сказали — что, мол, рейсового, на Починки. И он такой — так нам же по пути. Давайте, ребята, подвезу.
— Какой добрый воин.
— Ты с ним не шути. Не надо так! — вдруг испугался заключенный. — Он может услышать и вернуться.
— Вернуться? Сюда? Не волнуйся, сюда он никак не пройдет, у нас тут свое колдовство, ни один черный маг не пройдет.
— Смеешься! Все вы смеетесь, а тьма скоро поглотит весь мир. И прольются реки крови.
— Я понял уже, понял. Значит, это он твоего друга убил, чтобы помочь миру выжить, противостоять тьме? — уточнил Иван.
Губаханов кивнул и начал качаться на стуле.
— А зачем твоего друга для этого убивать?
— Я… не знаю, не знаю, — растерялся и занервничал Губаханов. — Но это — наша единственная надежда. Тысячу лет мы были под защитой воинов Ина, а теперь все, прошел срок. И воинов не осталось.
— Подожди-подожди, каких воинов?
— Воинов Ина.
— Это что? Клан их? Сколько их?
— Нет, этого я ничего не знаю, — распереживался Губаханов. — Я мало что помню. Меня, значит, он парализовал и лишил воли — но это, чтобы не навредить. Вообще, я должен был отключиться, а я хоть шевельнуться и не мог, а видел и запомнил. Потому что такое не забудешь. И потом, у меня бабушка в горах жила, энергиями умела управлять. У меня дух сильный, горский.
— Что ты видел и запомнил?
— Все я видел! Как он вдруг изменился. Стал таким черным, как будто весь из дыма. Посмотрел на меня, глаза такие… знаешь, нечеловеческие. Такие… изумрудные, но в них тьма видна. Как будто черная дыра, что ли. Он в воздухе рукой провел, как будто написал что-то. Знак. Он прямо загорелся в воздухе, этот знак. Я и его запомнил, честно. Я помнил, даже пытался записать. Там три точки были. И перекладинки — сверху и снизу. А буквы… сейчас, сейчас… — Губаханов скорчился и принялся водить пальцами по столу, но знак не вспоминался.
— Ничего, не важно. Потом вспомнишь. Значит, знак в воздухе загорелся? Огнем? — переспросил Иван. — Что-то еще загорелось?
— Огонь был черный, как его глаза. Да и не огонь, а дым. Я его спросил, что происходит. Он мне сказал — тьма идет. Тьма поглотит всю землю. Битва, которой тысяча лет, почти проиграна. Вот что он сказал. Я спросил его, кто он такой. Вот тогда он мне ответил, что он — воин Ина. Из тьмы рожден, но вырвался из нее. Но знает и видит тьму и может другим показать. Но только время нужно правильное.
— Какое время?
— Такой день, когда он может ходить между двумя мирами. В другой какой день ты его вообще не найдешь. Он в двух шагах от тебя пройдет, ты не заметишь. А в такой день наши миры открыты.
— Именно такой день и был, когда вы его встретили, да? — спросил Иван — и от волнения даже привстал.
— Ну да, — ответил Губаханов и шмыгнул носом. — Открытый портал Меркурия.
У Ивана от возбуждения тряслись руки, когда он набирал номер Алисы. Он понимал, конечно же, что все это может оказаться полной ерундой. Какой, к черту, портал. Явно за уши притянуто. И все же… Вся полицейская чуйка Ивана Третьякова говорила за то, что третий был. И что пришел не просто так.
— Алло, Иван Юрьевич, — ответила она сонным голосом. — Что случилось?
— Вы что, спите?
— А что, не имею права? — рассмеялась Алиса.
— При чем здесь это? Еще десяти нет, а вы спите. Послушайте, вы не могли бы посмотреть кое-что еще для меня?
— Кое-что? — мелодично рассмеялась Алиса. — Жить без меня не можете теперь?
— Не могу, Алиса Андреевна. Посмотрите, пожалуйста, нет ли какой-нибудь закономерности, связанной с Меркурием.
— Почему с Меркурием?
— Я не знаю, как объяснить, я даже не знаю, что именно это за связь. И есть ли она вообще.
К Ивану подошел дежурный и спросил, можно ли уводить Губаханова. Иван попросил задержать его еще ненадолго, но дежурный хмуро сказал, что ему был приказ от начальства, что, как только разговор закончится, Губаханова — в камеру. А разговор, определенно, закончился.
— Ничего я не закончил! — рявкнул Иван. — Алиса, посмотрите, пожалуйста, есть ли связь. Мне нужно идти.
— Вы в Саранске, что ли? Какая хоть связь? — спросила она.
Иван не ответил, отключился и поспешил вернуться к Губаханову. Чем больше он разговаривал с ним, тем больше крепла уверенность в том, что третий — Черный Воин — действительно был. Не плод воображения, не попытка Губаханова так глупо прикрыть собственную пьяную поножовщину. Был некто, стрельнувший у работяг сигарет в тот день и напугавший недалекого алкаша-разнорабочего так, что тот теперь без содрогания и вспоминать о том дне не может. Однако продвинуться дальше, чем рассказы о тьме и паранормальных способностях Воина, он не смог. Третьяков подумал: надо ехать в Саранск. Нужно своими глазами посмотреть на материалы дела. Созвонился с Мануйловым, доложил. Просмотрел расписание и за голову схватился — проходной поезд из Самары в Санкт-Петербург останавливался в Новокуйбышевске в десять часов девятнадцать минут.
28
Он успел — каким-то чудом. Просто повезло, что начальник колонии еще не уехал, ждал, когда столичный гость уберется восвояси из его королевства, и, уж конечно, был готов подбросить его до станции. И что станция оказалась не так уж далеко — тоже повезло. Но больше всего повезло, что поезд задержали еще на прошлой станции — не иначе, вмешались звезды, усмехнулся Иван. Он пришел в Новокуйбышевск на десять минут позже, и вот Иван Третьяков сидит на липком диванчике из дерматина, боковое место, второе от туалета — уж какое было свободно, а старуха в темном вязаном платке глядит на него с подозрением. Мало ли что, как бы деньги не пропали. Или яйца с котлетами. Принес черт мужика.
Иван отдышался, проводница выдала ему серое от старости постельное белье и принесла — сама, он не просил — сладкий сверх всякой меры чай. Полицию она уважала. За восемь часов поезд донес уставшего оперативника до Саранска. Иван разговаривать ни с кем не стал, хотя старуха и пыталась. Рассказывала о внуке-отличнике, но Ивану было безразлично. Как только поезд тронулся и за грязным окном замелькал предсказуемый и повторяющийся черно-белый пейзаж, Иван убрал столик, достал сверху, с полки матрас и подозрительную подушку, пахнущую тухлятиной. Наплевать. Иван уснул, стоило ему только положить голову на этот потенциальный источник смертельных вирусов и чесотки. Во сне Ивану привиделась фигура в черном развевающемся плаще — то ли Нео из «Матрицы», то ли булгаковский рыцарь, улетающий в небо на черном коне из ада. Сон при этом вовсе не был кошмаром, и утром, строго по расписанию, в пять тридцать две отдохнувший Иван вышел на перрон города Саранска.
