Терракотовое здание с облупившейся краской встретило его угрюмой тишиной. Его никто не ждал, хотя вроде Мануйлов обещал созвониться с местными. Иван огляделся. Ни таксистов, ни вечно снующих частников. Это Москва никогда не спит, а Саранск далеко не всегда просыпается даже по утрам. Впрочем, Иван оказался неправ. С другой стороны, на выходе из вокзала дворник как раз начинал чистить улицу, выгребая выпавший за ночь снег.
— Что, отец, транспорт есть смысл ждать? — спросил Иван, и дворник с недоверием осмотрел приезжего с головы до ног.
— Кому и ноги транспорт. А тебе далеко?
— До местного УВД, — ответил Иван и показал дворнику удостоверение. Тот равнодушно пожал плечами и показал дорогу.
Идти было с полчаса. В УВД дежурные спали, закрыв двери. Ивану пришлось долбить по двери ботинком, чтобы их добудиться. Оказалось, что Мануйлов действительно звонил вчера в Саранск и уточнял про материалы по делу. Только вот незадача: забыл предупредить, что на проходящем поезде прямо с утра приедет гость из Москвы. Полдня ушло на то, чтобы раздобыть нужного следователя, — у него, оказывается, был выходной. Полдня договаривались с архивом, доставали материалы дела. Следователь, ушлый и прижимистый мужчина по фамилии Панков, приехал только после обеда. Лет тридцати, бегающие маленькие глазки. Приехал не абы как, на тонированной «Тойоте». Местный крутой. Карьерист. Наверняка взяточник. С таким надо поосторожнее.
— Что именно вы хотите найти? — хмуро интересовался он. — Дело закрыто.
— Мне только нужно кое-что уточнить, чтобы понять, не замешан ли Губаханов в других делах, — соврал Иван, прекрасно понимая, что в момент, когда Панков поймет, что Иван хочет вернуть дело на доследование, ни о каком сотрудничестве и речи не будет.
— Вряд ли. Губаханов вообще не из таких. Обычная строительная амеба. Как говорится, бес попутал. Подрались по пьянке, зарезал собутыльника, а тело в лес утащил.
— А чего так далеко тащил-то? Зачем? — ровным тоном уточнил Третьяков.
— Ну, спрятать получше хотел.
— Так ведь прямо у дороги бросил.
— Алкашня, что с него возьмешь. Устал, наверное. У меня случай был, водителя фуры убили. Провезли еще чуть не через полстраны, а выбросили на заправке, прямо под видеокамерой. Люди — дебилы, — сказал Панков, пожимая плечами.
— Это да, это точно, — согласился Иван, сознательно не упоминая того факта, что Губаханов не водит автомобиля, а труп вывозили на автомобиле. Вывезли на пятнадцать километров от места, где распивали. Такое расстояние не преодолеешь с трупом в строительной тачке. Но об этом он говорить не стал. Спросил, был ли Панков лично на месте преступления.
— Да, был лично. А что?
— Да проблема в том, что в архиве в деле почти нет фотографий. Я подумал, может быть, вы на телефон фотографировали?
— А зачем? — Панков сделал вид, что удивился.
Иван холодно улыбнулся.
— Знаете, я сам иногда снимаю для себя. В дело это потом не идет, но мне удобно работать. Не нужно каждый раз кланяться в ноги архивным крысам, когда нужно уточнить какую-то деталь. А вы так не делаете?
— Нет, я так не делаю, — ответил Панков и отвел взгляд. Врет. Фотографировал. И не хочет показывать. Это уже интересно.
— В деле сказано, что Губаханов спал, когда его задержали. Это так?
— Не то слово. Спал как сурок. Еле добудились, — усмехнулся Панков.
— Спал в бытовке, вроде так, да? — Иван делал вид, что не помнит.
Панков помедлил и кивнул. Тот факт, что убийца вернулся в бытовку после такого вояжа, его тоже удивил. Но он отбросил его — наряду с множеством других нестыковок, так как ножа было достаточно.
— Кто его знает, чего он чудил в таком состоянии. Он то просыпался, то отключался, то вообще бредил.
— Бредил?
— Даже не представляешь, насколько он был неадекватен. Мы его в обезьяннике держали почти сутки, прежде чем смогли допросить. Да и допрос ничего не дал, он только про воинов да про тьму гнал.
— Да, я читал. Может, обдолбанный был? Кровь у него на анализ брали? — спросил Иван с самым невинным видом, хотя и знал, что не брали.
Панков нахмурился и замолчал. Потом ответил с плохо скрытой агрессией:
— У нас тут с экспертизой сложно вообще-то. Если мы у каждого алкаша на анализ брать будем, никакого бюджета не хватит.
— Все-таки речь шла об убийстве.
— А зачем нам его кровь? То, что он был пьян вдрабадан, — мы и так видели. И мы Губаханова «продули», у него в крови полторы промилле было. Результат в дело подшили. Чего еще было анализировать? Даже если он еще чем-то закинулся, разве это изменило бы хоть что-то? — возмутился Панков.
Иван кивнул. Действительно, с чего бы местным оперативникам и следователю предполагать, что вместе с алкоголем в крови их подозреваемого мог находиться флунитразепам? И что, тем более, он был подмешан в алкоголь третьим лицом и без ведома убитого, и Губаханова. В их картину мира эти вопросы не влезали. Даже когда с экспертизы вскрытия пришли данные о флунитразепаме, никакого особенного внимания на это не обратили. Мало ли дряни гастарбайтеры могут раздобыть, чтобы скрасить скуку бытия. Отпечатки пальцев на ноже — вот все, что их интересовало.
— Скажите, а что Губаханов вам рассказывал о третьем? Вообще, говорил ли хоть что-то?
— Конечно, говорил. Он всех в обезьяннике задрал своими сказками о Черном Воине и его знаке. А вам зачем? — Панков забеспокоился. — Не было там никакого третьего. Он же с катушек слетел, чего он только ни говорил. Не было третьего, понимаете?
— Нет, Панков, это вы не понимаете! — оборвал его Иван. — Третий там был. И этот третий остался на свободе, а вы тут трясетесь, что я вам закрытое дело развалю, статистику испорчу. Понимаете, о чем я говорю? Мне нужно собрать как можно больше реальной информации в этой чертовой куче мистики. К примеру, на какой машине был этот третий. Может быть, кто-то в деревне видел. Может быть, на вокзале. Нужно заново пересмотреть материалы. Губаханов, помимо всякого своего бреда, описал этого третьего как молодого мужчину около тридцати лет. Лицо интеллигентное, приятное, глаза то ли зеленые, то ли черные. Про рост не помнит, но телосложения среднего, не силач, но подтянутый. Сказал: как у них в деревне парни в футбол играют — такой. Быстрый, щуплый. Очень взгляд у него острый, пронзительный. И машину он помнит. Большая, сказал, и гремела сильно. Вряд ли новая. В машине пахло елочкой. Понимаете, Панков, елочкой. Вы всерьез думаете, что Губаханов это все придумал?
— Но нож же ж, — пробормотал Панков.
— А что — нож? Он же в бытовке лежал. Это же их нож, строителей? Почему бы на нем не быть их отпечаткам.
— Но больше никаких отпечатков не нашли!
— Их могли стереть, так что нужно было и другие моменты проверять. К примеру, вы тесты почвы с подошв Губаханова делали? Вы говорите, он сам оттащил — неведомо как — тело на пятнадцать километров. Но обувь у него была чистая. Вас не насторожило, что Губаханова взяли в ботинках, на которых не было никакой грязи?
