— У этого может быть множество причин. Жертвы могут не быть найдены в силу специфичности места. Если бы у Голованова в кармане не остался телефон, его бы тоже не нашли. К тому же нет никаких гарантий, что Воин каждый раз использует флунитразепам. Мы запрашивали только те случаи, где препарат был обнаружен. А возможно, убитым не проводилась соответствующая экспертиза. Особенно, если это были бомжи. Так что вероятность того, что мы найдем больше трупов, весьма высокая, только вот толку от этого не стоит ожидать, — меланхолично добавил Иван.
— Ты хочешь сказать, это нам никак не поможет его поймать? — раздраженно переспросил Мануйлов.
— Нет, Николай Степанович, я не это хочу сказать. Безусловно, нужно пытаться установить все данные, особенно по поиску свидетелей, которые могли видеть его, говорить с ним и что-то помнить. Но все это, так сказать, может сработать, а может и не сработать. Зато мы точно знаем, что двадцать третьего марта он привезет в Ульяновск очередную жертву. И это — наш самый надежный шанс его поймать.
— Или получить еще один труп, — бросила Зарина Георгиевна. — Нет, Третьяков, мы должны поймать его раньше. Мы не можем так рисковать. У нас в руках — море информации. Если мы не сможем из этого моря выловить что-то стоящее, грош нам цена. Все, господа офицеры, работайте. Вам будет оказана максимальная поддержка. О точном составе опергруппы я вам сообщу позднее. Нужно выделить убийство Морозова в отдельное производство. Вы, Третьяков, определенно останетесь работать с маньяком. Бахтин, вас мы переключим тогда на дело Морозова.
— Слушаюсь, — отрапортовал Бахтин.
— Зарина Георгиевна, — выпрямился и поднял голову Иван. — Я бы пока не разделял эти дела.
— Это почему? — склонила голову она. — Очевидно, что флунитразепам в данном случае — чистое совпадение. Что дает вам основания предполагать, что убийство Морозова как-то связано с этой серией? Кроме ваших предчувствий и интуиции, конечно.
— Ничего, — покачал головой Иван.
— В таком случае сосредоточьте все свои силы на том, чтобы двадцать третьего марта в Ульяновске никто не погиб. А раскрытие убийства Морозова оставьте другим. Вопросы есть?
Вопросов оставалось — целая туча.
31
07 марта, среда
Москва
О том, что жена решила с ним разводиться, Третьяков узнал в ночь перед Международным женским днем, когда не смог попасть в собственную квартиру. Он только что приехал из Кирова и никак не был готов к такому радикальному изменению в настроениях супруги. Факт был фактом — его ключ внезапно перестал подходить к замку в двери, купленной им же на его же деньги. На все вопросы жена через дверь отвечала, что не собирается больше терпеть его в доме и что если он будет продолжать стучать и звонить, то вызовет полицию, которой расскажет — надо же, — как он с ней обращается на самом деле.
— И как же я с тобой обращаюсь на самом деле? Мы с тобой едва разговариваем, дорогая, — усмехнулся Иван, прислонившись к стене.
— Я для тебя — только предмет мебели, да? — выкрикнула она, и Иван невольно закрыл глаза.
Он так устал от Ленкиных спектаклей, устал от всей этой ситуации, и развод был бы не самым плохим вариантом, если бы не дети, не квартира и ипотека. И долг перед Морозовой, о котором Иван ей пока так и не сказал и о котором она могла вполне знать и сама — от отца.
— Имей в виду, у меня есть адвокат и свидетели! — прокричала через дверь Ленка. — Ты мне всю психику попортил, ты мне нервы трепал.
— Ну да, ну да. Потрепанная ты моя! — Это было, конечно, уже лишним, и по ту сторону двери воцарилась — временно — полнейшая тишина.
— Ты всегда надо мной издевался. Ты всегда был домашним тираном, — заявила она с ненавистью в голосе.
— Тираном, значит? И как же я тебя тиранил? Мешал трахаться с друзьями детства?
— Насилие — это не только кулаками махать, знаешь ли, — выпалила она, и Иван посерьезнел, понял вдруг, к чему она клонит.
Он оторвался от стены и ударил кулаком по двери.
— Ты чего придумала, Ленка? Ты фильмов американских насмотрелась? Я тебя пальцем не трогал, и нечего тут мне угрожать.
— А я не угрожаю. Я тебе говорю, что, если ты сейчас не прекратишь меня запугивать, я вызову полицию. Я уже написала адвокату и подруге, они знают, что ты пришел и кричишь на меня.
— Я кричу, потому что через дверь, в которой ты — незаконно — поменяла замки, — он снова стукнул кулаком — не сдержался — по дверному косяку.
— Уходи, Третьяков. Уходи сам, слышишь?
— Это и моя квартира вообще-то.
— Да-да, твоя. Так что не забудь за квартиру заплатить. И кредит, конечно же.
— Так, значит? — ахнул он.
— Именно так. И алименты готовь, урод. Увидимся в суде, — сказала она тихо.
Иван онемел. Он вдруг понял, что его тактика — его молчаливая диванно-кухонная забастовка неожиданно привела к принципиально не тем результатам. Его жена Ленка не хочет больше мира, она хочет войны, жаждет его крови настолько, что уже побежала к адвокату, проконсультировалась и получила инструкции. Нет ничего страшнее для женщины, чем равнодушие мужа. Злость — да, нормально. Крики, даже мордобой — это все шанс на примирение. Но он прожил на кухне почти два месяца — и вот результат. Ленка хочет смешать его с землей. Отобрать все, что есть. Вышла, что называется, на тропу войны.
Иван вспотел, стоя в куртке перед дверью в их заваленном колясками-велосипедами тамбуре. Он не хочет ничего решать и ни о чем думать. Перед его глазами незримо висел календарь, и счетчик тикал, отмеряя сжимающееся время.
Осталось шестнадцать дней.
Три последних дня он провел, отбиваясь от местных оперативников и жены убитого Голованова. Дело Голованова не только не было закрыто, но даже и версий по нему особенно никаких не возникло, так что в появлении столичного опера все усмотрели для себя шанс. Жена — найти и покарать убийцу ее мужа, оперативники — сбросить это дело на Москву. Никому не нужен такой глухарь, да и никакой глухарь никому никогда не нужен. Отсюда и повышенная готовность «помогать следствию» — с обеих сторон. Удалось выяснить следующее: последним Голованова в живых видел его нижегородский коллега, бизнесмен Михаил Иванович Кречет, у которого Голованов закупал товары бытовой химии. Третьяков лично съездил в Нижний Новгород, осмотрел офис оптовой торговой фирмы Кречета, поговорил с сотрудниками насчет отношений между погибшим и их директором. Не потому, что подозревал, а потому, что положено отрабатывать все возможные версии. Дальше выяснилось, что Голованов и Кречет вместе покинули офис фирмы и отбыли — тоже вместе — в закат.
— Почему вы уехали вместе? — удивился Иван, и Кречет ответил, смущаясь, что в тот день у них в офисе был небольшой междусобойчик, закончившийся употреблением — в небольших количествах, конечно же. Но, как добропорядочный гражданин, Кречет пьяным за руль садиться не решился, вот и попросил старого доброго и к тому же трезвого друга подбросить его до дому.
