— В какую аварию? — уточнил он.
— В автомобильную аварию. Папа вылетел из машины, потерял сознание, сломал ногу и руку. Мама тогда погибла, а я… я тоже пострадала.
— Пострадали. Как вы пострадали?
— Меня зажало в машине. Ее очень сильно перекорежило от удара. Мама сидела впереди в отцовской «БМВ», но оказалось, что там не было подушки безопасности, машина была уже битая, понимаешь, подушки уже отработали, и обратно их не поставили. Удар пришелся прямо по ее двери. Она погибла мгновенно, так и осталась в кресле, а папа вылетел через окно, потому что был не пристегнут. В общем, Новый год для меня теперь, сам понимаешь, не слишком похож на праздник.
— Значит, ты росла без матери? — нахмурился незнакомец. — Я просто… я сам рос без отца.
— Сочувствую, — пробормотала Алиса.
— Нет, там другая история. Мой отец… там были свои аргументы. Ладно, не важно. А ты? Что случилось с тобой в тот день?
— Я сидела прямо за мамой. Мне тоже досталось, много костей переломало, кровь сильно текла, было больно, а потом нет, не больно, только холодно и очень страшно. Был канун Нового года, далекий пригород, так что «Скорая» ехала очень долго.
— Очень — это сколько? Ты, должно быть, очень много крови потеряла.
— Я не знаю. Я просидела в машине… совсем не представляю, сколько. Для меня тогда время вообще остановилось. Все говорят, что я не должна, не могу помнить, а я помню. Лес помню, и холод помню, и тишину. Особенно тишину. Такая была тишина, словно я в параллельный мир попала. И все вокруг вроде так же, как и до этого, только никого нет. Ты — один. И мир вокруг такой — мертвый, одна видимость. Ни шелеста ветерка, ни звука, ни даже движения атомов. Другой мир, совсем не такой, как наш.
— Я знаю, — кивнул Игорь, будто на полном серьезе. — Нет, правда, я знаю. Я сам был там. То есть… в таком же состоянии. Когда потерял мать.
— Ты и мать потерял тоже? — переспросила Алиса.
— Я потерял только мать. Отец… считай, его никогда и не было. Да не нужно смотреть на меня, как на потерявшуюся собаку. Это было уже давно и неправда.
— Разве время важно? Это никогда не проходит. И это не просто ощущение, понимаешь. Это так и было. Я помню это совершенно отчетливо, это не просто какое-то случайное наваждение или галлюцинация. Реальность. И это никуда не ушло с годами. На самом деле я до сих пор чувствую себя чужой — всегда, в любой момент времени, днем и ночью, сплю я или бодрствую. Словно я так и осталась на той дороге, и если я вдруг неосторожно моргну, то снова окажусь в той искореженной машине. Время не лечит, потому что, знаешь… иногда мне кажется, что я должна была погибнуть тогда. Что-то просто помешало им со мной разделаться.
— Может быть. Очень может быть, — посерьезнел парень, а его искристые зеленые глаза потемнели от беспокойства. — Только ты ошибаешься. Ты не погибла в тот день, потому что ты с ними справилась. Это ты им помешала. Ты сама.
— Почему ты так уверен? — удивилась Алиса.
— Потому что я знаю.
— Что ты знаешь?! — возмутилась Алиса.
— Такие вещи не происходят просто так. Никто не может заглянуть за край этого мира и остаться прежним. Ты права, это реально случилось. Иногда тонкая материя нашего мира рвется. Когда, к примеру, человек оказывается на краю. Особенно ребенок. Ты заглянула туда, за предел, и обнаружила, что за краем есть и другие миры, не предназначенные для человеческого глаза. Странные и страшные, в которых законы нашего мира не работают и все искажается. Неудивительно, что ты панически боишься снова перейти туда, за грань. Это как упасть под воду. Если удается выжить — а поверь мне, это мало кому удается, — после этого человек становится совсем другим. Ты другая, понимаешь?
— Никакая я не другая. Это просто фобия.
— Конечно, фобия. Такое удобное слово, за которым, собственно, ничего не стоит. Я бы назвал это деформацией. Своего рода афганский синдром, который преследует тебя всю жизнь, потому что война навсегда остается с тобой. Некоторых такой опыт ломает навсегда, но не тебя. Ты же — вот, сидишь в поезде, едешь в Чудово. Стоишь на грани, хоть тебе и страшно до смерти. Ты ведь прекрасно знаешь, что может скрываться за пределами тишины, — сказал Игорь. По выразительному его лицу пробежала тень.
— Я не уверена даже, что понимаю тебя! То, что ты говоришь, какая-то бессмыслица, но почему это не кажется мне полным бредом?
— Интересное чувство, не так ли? — глубокомысленно кивнул он.
— Ты говоришь так, словно моя авария случилась не просто так. Словно это все было частью какого-то плана, — возмущалась Алиса.
— Что ты такое говоришь, эй? — вытаращился на нее он. — Конечно, ничто не случается просто так, и ты сама это прекрасно знаешь.
— Ничего я не знаю, — внезапно разозлилась она. — Я не верю в концепцию предназначения. Все это — такая удобная сказка, которую люди рассказывают себе, чтобы пережить полную бессмысленность своего существования.
— Ничего себе! — изумленно замотал головой Игорь, и его зеленые глаза блеснули. — «Концепция предназначения». Еще одно красивое, научное и, главное, совершенно бессмысленное словосочетание. Сколько их у тебя? Надо же, сколько в тебе накопилось отчаяния и тьмы. Ничего, это все от того, что ты была вынуждена биться в одиночку.
Алиса чуть не задохнулась от услышанного. Она никогда не думала об этом, но ведь действительно, он подобрал совершенно правильные слова. Такая в ней тьма и отчаяние, и так было всю ее жизнь. Алиса бежала от нее, но иногда — как сегодня — тьма заполняла ее, заливалась в глаза, нос и рот, не давала дышать.
— Значит, ты считаешь, что у всего на свете есть цель? — спросила она с вызовом.
Игорь покачал головой.
— Я не считаю так и даже не верю в это, Алиса. Я это точно знаю. У всего на свете есть своя цель. Точка. Конец дискуссии. Только, кстати, нужно иметь в виду, что цель эта далеко не всегда благая. Но она всегда есть.
— И в чем тогда твоя цель? — сощурилась Алиса.
— Моя? — Игорь задумался. — Ну, я-то малая сошка, простой инженер.
— Ты инженер? — чуть не рассмеялась Алиса. — Да не может быть!
— Не похож? Интересно, как должен выглядеть инженер, по-твоему? В сером костюме и очках? Подожди, подожди. Вот ты, к примеру, похожа на искусствоведа.
— Почему на искусствоведа? — опешила Алиса.
— Ну, не знаю… серьезная такая, вся подтянутая, пальто, шарфик — все такое формальное и защитное, как броня. Да и вообще все в тебе такое — ты выглядишь так, словно собираешься вести экскурсию. «Уважаемые экскурсанты, посмотрите направо, — он удивительно смешно спародировал Алисин голос. — Перед вами уникальный образчик культуры и искусства восьмого века нашей эры. Обратите внимание, с каким умением исполнен орнамент».
— Да ну тебя! — расхохоталась Алиса.
