— А в поликлинике на учете она состояла? — спросила Алиса.
— Ну, наверное. Говорю же, и в больнице лежала, и вообще.
— А кто-то еще был? Меня интересует кто-то, у кого был сын. Может быть, ровесник вашего Кости.
— Так у Иры Нечаевой и был сын, — сообщила Вера Ивановна. — А я не сказала?
— Нет, не сказали. А ее сына Костя мог знать?
— Ну не то чтобы знать. Наш Костя с ним вместе учился в младшей школе.
Алиса замерла, боясь поверить такой удаче.
— А как мальчика звали?
— Да не помню я, мы же с ним не общались, говорю вам.
— Не Игорь? — попытала удачу Алиса.
— Нет, точно не Игорь. — Вера Ивановна, не убирая далеко телефонной трубки, крикнула: — Коля, ты не помнишь, как нечаевского сына звали? Нужно. Говорю — нужно. Как? Вот, точно. Никита Нечаев.
— Так, может, они все же дружили с Костей?
— Нет, не дружили. Вместе в одном классе были, но Никита был забитым, знаете, программу плохо усваивал, ходил вечно в драном. Его потом перевели в другую школу. Мальчик-то был, в принципе, хороший. Учитывая, что неизвестно, от кого мать-то его нагуляла. А что дальше с ним было, я не знаю.
— Ну, спасибо, Вера Ивановна. В любом случае спасибо.
— Да на здоровье. А что такое? Зачем они вам? — спросила Курланова, но Алиса не собиралась на этот вопрос отвечать. Она должна быть уверена.
— Еще такой момент, Вера Ивановна, а у вас не осталось случайно школьной фотографии всего класса?
— Групповое фото, что ли?
— Да, групповое фото — такое, чтоб на нем и Никита Нечаев был.
— Ну есть, конечно. Мы все фотографии Костеньки храним. Только я не знаю, был там Никита или нет.
— А можете посмотреть? Пожалуйста, это очень нужно, — взмолилась Алиса.
Вера Ивановна положила трубку с гулким стуком и отошла. Некоторое время она возилась и шуршала, затем шаги, стук — и голос.
— Да, вот, нашла. И что?
— Мне необходимо посмотреть.
— Ну, приезжайте.
— А нельзя ли… может быть, кто-то есть у вас — соседи или там знакомые, которые могут переслать фотографию сообщением?
— Да как же ее перешлешь, она же большая?! — возмутилась Курланова. — Да и не отдам я ее. Это же все, что у меня от сына осталось, — голос ее задрожал.
— Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Просто сфотографировать телефоном и отправить мне.
— А… — успокоилась Курланова. — Ну, это можно. Я к соседке зайду. У нее сын есть, вечно только в компьютерах и пропадает, совсем уже глаза просмотрел. Даже по ночам его слышу, когда он кричит.
Курланова продолжала говорить, потом до Алисы донеслись обрывки ее разговора с соседями. Замерла, не веря, что вот так просто может решиться вопрос такой сложности. Боялась даже дышать, пока вдруг в трубке Веры Ивановны не раздался недовольный мальчишеский голос.
— Чего нужно-то? — спросил мальчишка.
Алиса не стала тянуть.
— Нужно переснять всю фотографию, которую тебе даст Вера Ивановна, а также отдельно крупно Никиту Нечаева и Костю Курланова.
— А как я их найду вам? — злился мальчишка.
— Там же фамилии подписаны, дурень! — подала голос Вера Ивановна.
Мальчишка засопел. Затем Алиса услышала характерный щелчок. Сфотографировал.
— И куда?
— А у тебя что есть? Ты на свой телефон фотографировал? — заволновалась Алиса. Сердце билось, выпрыгивало из груди. — У тебя есть ВК?
— Ну, есть, — еще недовольнее отреагировал мальчуган.
Алиса назвала ему свой аккаунт, и мальчишка немедленно его нашел. Несложно, для этого-то поколения. Через секунду Алиса увидела на своей страничке серые контуры фотографий. Через три она смотрела на его лицо. Угрюмый, отстраненный, как загнанный волчонок. Но — несомненно — он. Черный Воин, Ингвар. Красивые, какие безумно красивые зеленые глаза.
— Алло! — кашлянул в трубку мальчишка. — Еще чего надо?
— Спасибо, дай мне Веру Ивановну, — попросила Алиса, и телефон без лишних разговоров перекочевал в руки соседки. Та спросила, не нужно ли еще чего сделать. Алиса ответила, что нет. Все сделано. Она смотрела на него, совсем еще ребенка, Никиту Нечаева. Затем прикрыла глаза.
— Вот до чего нынче техника дошла, надо же, — голосила Курланова. — А я видела, как военные фотографии нынче раскрашивают. Берешь черно-белую, а тебе раз — и цветную. Красота — и всего за пять минут. А раньше вручную…
— Вы не знаете, Нечаевы еще живут в Егорьевске? — Алиса даже не заметила, что перебила ее.
Курланова замолчала, затем промычала:
— Нет, что вы… Ира-то Нечаева, она уже давно умерла. А я не сказала? Она покончила с собой. Может быть, лет пять назад. Ой, это был кошмар какой-то. Я помню, потому что мне соседка рассказывала, что ее нашли в ванной всю в крови. Не соседку, конечно. Иру Нечаеву.
Алиса замерла, затем выпрямилась, натянулась, как струна, а пальцы стиснули трубку телефона.
— Как она покончила с собой? — спросила она, хотя ответ и был очевиден.
— Порезала вены, — сообщила Курланова.
Больше Алиса ничего о Никите Нечаеве не спрашивала, напротив, поспешила закончить разговор. Наплела что-то про рутинную проверку и повесила трубку. Еще долго после разговора с Верой Курлановой Алиса сидела на полу в гостиной и бездумно смотрела в стену. Что-то мешало ей просто взять трубку и позвонить Третьякову. Она, конечно, сделает это. Никаких сомнений. Еще несколько минут, ей нужно только чуть-чуть больше времени. Нужно подумать. Нужно ухватить за хвост эту ускользающую мысль — что-то, что смущало Алису и не давало ей покоя. Какая-то фраза, сказанная Ингваром. Что-то, что Алиса обязательно должна была включить в свое уравнение, в эту систему, в которой ей удалось раскрыть почти все скобки, найти значение почти всех неизвестных. Все началось, когда умерла твоя мать. Наверное, было и раньше, но пять лет назад ты остался совсем один. Ты любил ее, ты верил ей, как не верили психиатры, которые прописывали ей флунитразепам. Курланова ты убил, чтобы тот не осквернил твое «знание». Всех других ты приносил в жертву, чтобы справиться с какой-то неведомой, тебе одному известной угрозой. Ты был последователен и логичен, если можно примерить термин «логичен» в отношении того, что ты делаешь.
Кроме одного.
Внезапно Алиса вспомнила, как говорила с ним, с Черным Воином, с Никитой Нечаевым, и как его голос раздавался страшным потусторонним шепотом в ее телефонной трубке. «Я забрал жизнь твоего отца. Я сделал это. Пусть у меня и не было выбора, это я убил». Почему, подумала она. Почему у тебя не было выбора? Ты не принес моего отца в жертву, не совершал ритуала, ты не пролил его крови. Напротив, ты проследил за тем, чтобы ни единой капли крови моего отца не попало на землю. Для этого ты его и сжег, чтобы быть в этом уверенным. Больше незачем. Кровь. Она — священна, она — сила, эликсир жизни, она — печать. С моим отцом ты не воевал. Тогда почему, черт возьми, почему у тебя не было выбора?
