— Либо это был не «Патриот», — кивнула Зарина Георгиевна. — Стой. Останови запись. Перемотай назад. — Она склонилась и вгляделась в экран. Иван склонился тоже. — Вот, смотри. Тут.
— Что-то желтое… Краска? — предположил Иван.
— Краска на снегу. Мы можем это увеличить? — спросила Зарина Георгиевна у техника, и тот кивнул.
— Сделаем. Я потом перешлю тогда.
— А почему эти Моркваши в нашу выборку не попали? У этого Джуварлы в крови не было флунитразепама? Уверена, что был. Спит, как убитый. — Зарина сказала это и тут же осознала, как это прозвучало. Техник и Иван переглянулись, а она откашлялась. — Простите, не подумала. Я хотела сказать…
— Флунитразепам был, — сказал Иван. — Вот только тело обнаружили уже после того, как я запросил материалы по регионам. Кроме того, местный следователь решил, что убийство совершено на почве национальной ненависти, так он объяснил все эти зверства…
Донеся свою спящую жертву до места, медленно и со всем почтением Нечаев уложил его на земле лицом вверх. Делал все так осторожно, словно боялся разбудить. Но у людей, отравленных такой дозой флунитразепама, нет шанса проснуться. У Карима Джуварлы, приехавшего в Россию на заработки, в то утро не было шанса. Снег крупными хлопьями падал на его лицо. Нечаев сам разделся до пояса, снял ботинки, затем раздел до пояса и разул свою жертву. Затем Нечаев посмотрел на часы и достал из мешка последовательно несколько ножей, обычных на вид, какие можно найти на любой кухне, два топора и металлический кувшин с широким горлышком. Разложил ножи по кругу, как циферблат, кувшин поставил над головой Джуварлы, топоры на уровне раскинутых в стороны рук. Затем подождал еще несколько минут и наконец взялся за один из ножей, лежащий первым от кувшина по часовой стрелке. На час.
— Останови-ка! — попросил Иван. Посмотрел на точное время в углу экрана. Десять часов тридцать пять минут. Зарина Георгиевна с непониманием следила за тем, как Третьяков достал свой телефон и принялся что-то там искать. Но он только поднял указательный палец. — Сейчас. Вот, нашел. Третьего декабря Меркурий остановился и начал оптический разворот… ровно в десять тридцать пять.
— Больной, но последовательный ублюдок, — вдруг зло и хищно улыбнулась Зарина, поигрывая желваками. — Значит, и в следующий раз он будет там, где нам нужно, минута в минуту.
— Это если мы не поймаем его до этого, — пробормотал Иван.
Зарина посмотрела на него так, словно хотела сказать что-то обидное, но передумала и кивнула. Затем наклонилась и взялась за мышку, но застыла, не желая снова запускать видео. И она, и Третьяков знали, что будет дальше, и нужна была дополнительная секунда, чтобы собраться с духом. Сейчас, словно танцуя под белыми хлопьями снега, Нечаев отрубит Кариму Джуварлы руки и ноги, глубоко, от уха до уха, разрежет горло и распорет живот. Каждый раз, разрезая тело или разрубая его, Нечаев будет методично собирать кровь жертвы в кувшин. Затем, двигаясь в определенном ритме, он тонкой струей прольет кровь на землю по желтым линиям, образующим собой, как выяснится чуть позднее, тот самый знак руны И-НА, который он наносил на землю Евразийского материка.
Иван вдруг ахнул и прильнул к экрану. Он не заметил этого во время первого просмотра, только сейчас, на повторном отчетливо увидел, как в определенный момент, а именно в десять часов сорок три минуты по времени, внизу экрана, обнаженный до пояса Нечаев, с окровавленными руками и забрызганным кровью туловищем и лицом, оборачивается в сторону камеры. Нечаев склоняет голову и замирает, словно слушает, что ему говорят. Затем он кивает, что-то говорит в ответ и, улыбаясь спокойной, даже доброжелательной улыбкой, отворачивается обратно к мертвому искромсанному телу Карима Джуварлы.
55
Алису рвало долго, даже когда в ее желудке уже не осталось содержимого. Потом она свернулась в клубок на коврике перед унитазом, судорожно дышала через рот. Раненая бездомная собака, накормленная ядом. С трудом поднялась на руках, тело вялое, непослушное, как со сна. Доковыляла до ванной, пустила воду в кране и долго жадно пила ее — ледяную, с легким запахом хлора, невкусную. Затем подставила лицо. Кожа леденела, даже зубы ныли, и это было хорошо. Что-то прорвалось, и Алиса закричала, стуча кулаками по краю ванны, завизжала, захлебываясь слезами и проклятьями. Вода расплескалась, залила пол, промочила Алисину пижаму, но ей было наплевать. Ударив кулаком по ручке, она остановила воду и вылетела — мокрая, дрожащая — в коридор. Стянула с себя пижаму и прошла, хромая от спешки сильнее обычного, к гардеробному шкафу. Не глядя, не выбирая, вытащила первые попавшиеся джинсы и водолазку, влезла в них, набросила сверху куртку и бросилась прочь из квартиры, взяв только телефон. Прочь от темной тишины гостиной, от мерцающего экрана компьютера, от развешанных по всей комнате бумаг с записями, от этого сумасшествия, которое разрушало ее и разъедало душу.
На улице Алиса долго бежала, прихрамывая и не выбирая направления, лишь бы прочь от дома. Дышала неравномерно и слишком глубоко, обжигая легкие холодным ночным воздухом. Припозднившиеся прохожие косились на нее, но ей было наплевать на их обеспокоенные взгляды. Она бежала, пока легкие не начало разрывать от кашля, пока не закололо в боку. Бежала — пока не упала, споткнувшись. Упала на грязный, мокрый снег, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Не убежать, не убежать. Его лицо стояло перед ее глазами. Красивое лицо, забрызганное кровью, зеленые глаза, смеющиеся и искрящиеся так, словно ничего плохого не происходило.
Точно так же он смотрел на нее, когда склонился к ней в поезде.
Никаких сомнений. Не то чтобы они у Алисы были. Какие могут оставаться сомнения, если Черный Воин звонит тебе, говорит с тобой, пытается объяснить что-то, сидя на собственной кухне рядом с холодильником, наполненным аккуратными рядами алюминиевых баночек с отравленной снотворным водой. И все же знать — не то же самое, что видеть. Она знала, что этот красивый мужчина с таким открытым, располагающим лицом — убийца. Но теперь она увидела, как он перерезает какому-то несчастному горло от уха до уха, умело, спокойно, не боясь крови и не защищаясь от нее. Она видела своими глазами, и «развидеть» это ей никогда не удастся. Придется с этим жить.
— С вами все в порядке? — спросил Алису мужской голос, совсем как тогда, в поезде, и от этой сходности ситуаций Алиса помертвела. Обернулась, увидела крепкого невысокого мужчину с неприметной внешностью пассажира утренних электричек до Москвы. Лицо не пьяницы, но чуть одутловатое и с вечно уже красными щеками. — Давай, вставай, нечего на холодном сидеть. Перебрала, что ли?
Он признал Алису за свою и подал руку. Она не могла пошевелиться, смотрела на него, как на призрак.
— Да у тебя волосы мокрые, что ли? Ты охренела, девка? Март месяц на дворе. Тебя обидел кто? Да вставай ты уже. — Он подхватил Алису за плечи и приподнял с земли, как куль с картошкой. Только тут она пришла в себя. От прикосновения пришла в себя, но реакция ее была не благодарность, а агрессия.
— Не трогайте меня! — крикнула она и сбросила с себя руки прохожего. — Слышите, не смейте меня трогать!
