— Я говорил с Генеральным прокурором, — добавил Романенко. —
Он полностью со мной солидарен. Если мы снова получим отказ, это будет пощечина
не только прокуратуре, но и всей нашей правоохранительной системе. Купленные
журналисты и так изгаляются над нами, доказывая, что все подстроено бригадой
прокуратуры и на суде уголовное дело против Ахметова и его группы все равно
лопнет. Мы обязаны доказать свою правоту. Именно поэтому я решил прибегнуть к
столь нетрадиционному для прокуратуры шагу. Я получил согласие Генерального
прокурора на розыск Труфилова. Мы готовы оплатить все ваши расходы. Но нужно
найти и доставить его в Москву до двенадцатого мая. Иначе мы действительно
проиграем.
Дронго все еще молчал.
— Речь идет не о престиже прокуратуры, — продолжал Романенко,
— не о моей карьере и не об амбициях нашего Генерального прокурора. Мы должны
показать всем, что наконец перешли от слов к делу. Мы обязаны
продемонстрировать нашу решимость бороться с воровством и коррупцией, которые
захлестнули нашу страну.
Сейчас вопрос поставлен именно так. Или мы, или они. Вы
хотите нам помочь?
Дронго все еще молчал, понимая всю сложность предстоящей
работы. Но с другой стороны — это и была его настоящая жизнь, то единственное,
что он умеет делать.
— Каким образом вор в законе мог запугать сотрудника ГРУ,
пусть даже бывшего? — вдруг спросил Дронго. — Здесь что-то не сходится.
— Нам тоже так кажется. Но никаких видимых причин мы не
нашли.
Возможно, был просто сговор между ними. Возможно, были и
другие серьезные мотивы. Ничего конкретного у нас пока нет. Так вы согласны?
— Да, — ответил Дронго. — Да, кажется, вы меня убедили. Для
начала я должен получить полное досье на всех людей, которых вы мне назвали. И
выпейте наконец свой чай, или мне придется его снова выливать.
— Я был уверен, что вы согласитесь, — с облегчением произнес
Романенко.
— Меня уверяли, что вы лучший аналитик в мире, и уж
наверняка в странах СНГ лучше вас никого не найти.
— Спасибо, — пробормотал Дронго, — мне остается только
поверить вам и найти исчезнувшего Труфилова. Надеюсь, его не закопали
где-нибудь за городом, и он действительно сумел выбраться в Европу. Нам
предстоят долгие разговоры. Вы должны рассказать мне обо всем более подробно. И
разумеется, ознакомить с документами вашей следственной группы.
— Конечно, — согласился Романенко, — это в наших интересах.
И еще одна просьба. Я понимаю, что эти слова лишние, но обязан сказать, это
было одним из условий нашего Генерального прокурора. Никто, кроме нас с вами,
не должен знать о поисках Труфилова. Это единственное и обязательное условие.
— Думаю, что оно справедливо. Но учтите, мне понадобятся
помощники.
Надеюсь, у вас есть на примете толковые молодые люди,
один-два человека?
— Найдем, — пообещал, улыбаясь, Романенко.
Начало
Самолет над Европой. 12 апреля
Мы летим в небе над Европой. Говорят, это самая лучшая
трасса в мире.
Лететь над Европой из Москвы куда-нибудь в Париж или
Амстердам — это значит быть постоянно под контролем сразу нескольких
авиадиспетчеров, которые внимательно наблюдают за движением лайнера, передавая
его буквально «из рук в руки». Собственно, диспетчеры есть везде, но
европейские трассы особенные.
Во-первых, они перегружены так, что из иллюминатора всегда
можно увидеть пролетающие навстречу или параллельно с вами самолеты, а
во-вторых, здесь сидят лучшие специалисты в мире. Такого класса авиадиспетчеры,
возможно, есть только в США. Но столь проверенных трасс точно нет нигде в мире.
Стоит лишь представить себе, сколько под крылом вашего самолета надежных и
благоустроенных аэропортов, и можно спокойно спать в своем кресле. Полет над
Европой всегда удовольствие, почти гарантированная безопасность, если, конечно,
самолет можно считать гарантированно безопасным средством передвижения.
Где-то я читал, что риск погибнуть в авиационной катастрофе
примерно равен одной двадцатипятитысячной. Шанс почти нереальный. Но если
вспомнить, сколько людей ежегодно гибнет в авиакатастрофах, то как-то сразу
забываешь об этих шансах. Впрочем, мне все равно не умереть в самолете. У меня
мало шансов вернуться обратно в Москву живым и невредимым. Вернее, шансов почти
нет. Один на сто или на тысячу. Я не знаю, как считать. Я ведь идеальная
мишень. То есть такая круглая бумажка с указанием разрядов, которую повесили
перед глазами стрелков, чтобы они попали точно в десятку. Стрелки имеют
неограниченное количество патронов и возможность стрелять столько, сколько им
нужно. А я обязан терпеливо дожидаться, когда в меня попадут. Точно в десятку.
Может быть, в сердце. Или в голову. Это уже не так важно. Единственное, на что
я не имею права, так это уклоняться от их преследования. Я не имею права никуда
исчезать.
Более того, я обязан сделать все, чтобы быть у них постоянно
под прицелом.
Только не считайте меня сумасшедшим. Я сознательно сделал
свой выбор. И вполне понимаю, на что именно я иду. Впрочем, на сегодняшний день
у меня все равно нет иного выбора.
Я нахожусь в салоне бизнес-класса. Мой широкомордый
преследователь сидит в другом салоне. Но я не сомневаюсь, что среди моих
спутников есть его напарник. Все спят, но один наверняка делает вид, что спит.
Впрочем, я, возможно, излишне подозрителен. Куда я могу сбежать из самолета,
который только через несколько часов приземлится в Амстердаме? Выпрыгнуть с
парашютом? Или заставить пилотов посадить самолет где-нибудь в Германии? Все
это хорошо для фантастического боевика. В жизни все скучнее и проще. И гораздо
опаснее.
Впрочем, какая мне разница, чем моя история не похожа на
надуманные романы. Любой профессионал скажет вам, чем и как отличается
настоящая жизнь от захватывающих приключений супергероев. Да прежде всего своей
монотонностью, своей обыденностью. Самые великие разведчики — это те, о которых
мы так ничего и не узнали. Самые выдающиеся контрразведчики — это люди,
незаметно и хорошо делавшие свою работу. Когда преступника арестовывают со
стрельбой и погоней, это означает только одно — следователь не умеет работать,
а сотрудники уголовного розыска откровенные профаны. К сожалению, это не
относится ко мне.
Моя жизнь в течение нескольких ближайших дней или недель,
смотря по тому, сколько я смогу продержаться, не обещает быть ни монотонной, ни
обыденной.
Мне кажется, я примерно знаю, кто именно напарник
Широкомордого. Это неприятный типчик, сидящий в углу салона. У него короткие,
будто нарисованные усики и несколько азиатский тип лица. Возможно, он калмык
или татарин. Скорее всего его родовые корни на Северном Кавказе. Он удивительно
быстро открывает глаза, когда рядом с ним появляется стюардесса. Не спит,
имитирует сон.
