— Я вас жду, — коротко сказал Дронго, приглашая гостью
войти.
Женщина вошла в коридор, сняла свой утепленный плащ,
повесила на вешалку и прошла в комнату. Темный костюм — юбка сильно за колено и
темная же водолазка, как ни странно, шли ей. В довольно большой сумке, висящей
через плечо, она наверняка хранила свое оружие.
— Я Галина Сиренко, — представилась женщина.
— Очень приятно. Вам, очевидно, сказали, что нам предстоит
совместная работа? — начал Дронго.
— Сказали, — подтвердила она, оглядывая комнату. Обстановка
ей явно не нравилась, и это отразилось на ее лице.
— Я здесь только снимаю квартиру, — пояснил он, — садитесь,
пожалуйста, на стул. У меня к вам несколько предварительных вопросов.
Положив сумку рядом с собой, она приготовилась отвечать.
— Сколько вам лет?
— Тридцать четыре.
— Сколько времени вы работаете в милиции?
— Одиннадцать лет, — ответ прозвучал как некий вызов, и он
это почувствовал.
— Все время на оперативной работе?
— Последние восемь лет — да.
— Давно вы работаете с группой Всеволода Борисовича?
— Больше десяти месяцев. — И снова в ее словах
почувствовался то ли вызов, то ли намек на то, что его вопросы слишком
примитивны.
— Приходилось стрелять?
— Два раза. Один раз я ранила убегавшего преступника, — сухо
сообщила она. — Но мне кажется, вас должны были ознакомить с моим личным делом.
— Разумеется. Но мне интересно разговаривать непосредственно
с человеком, с которым я буду работать. Вы замужем?
— Это тоже нужно для нашей работы? — Она не улыбнулась,
просто спросила.
— Если бы не было нужно, я бы не спрашивал.
— Разведена. Шесть лет назад. Детей нет. Родители живут в
Туле.
— Вы работали в уголовном розыске?
— Сначала в дежурной части, потом, после окончания
института, меня взяли на работу в уголовный розыск. Больше приходилось
встречаться с нелегалами. — Дронго знал, что так в милиции называют
сотрудников, внедренных в среду преступников.
— Вы работали с агентурой?
— У нас не принято распространяться на этот счет. Но если
вам нужно, я отвечу. Да, работала.
— Вы знаете, зачем вас сюда прислали?
— Меня проинформировали коротко. Я обязана вам помогать.
Помогать во время ваших поисков Труфилова. Так сформулировал для меня задачу
Всеволод Борисович.
— Хорошо. — Дронго встал. — Хотите чаю?
— Что? — удивилась она.
— Вы ведь, наверно, еще не ужинали. У меня нет особых
разносолов, но горячий чай и бутерброды я охотно сделаю.
Она чуть усмехнулась. Впервые с того момента, как вошла в
эту квартиру.
— Спасибо.
— Можно мне называть вас Галиной? — спросил Дронго.
Она кивнула. Он прошел на кухню и, пока возился с
бутербродами, вдруг обнаружил, что она смотрит на него.
— Я помогу вам?.. — предложила она.
— Сегодня вы у меня в гостях. А с завтрашнего дня я буду вас
эксплуатировать, — усмехнулся Дронго.
Через десять минут они вновь сидели в комнате, и Дронго
излагал ей свой план на завтрашний день. Галина внимательно слушала.
— Завтра я попытаюсь проникнуть в агентство «Чагчаран» и
попытаюсь заставить Артемьева рассказать мне, кто именно поручил ему слежку за
моим домом. Я почти наверняка убежден, что он не скажет всей правды или вообще
не захочет говорить. Если точны сведения, которые мне передали о нем, этот
человек упрям, вспыльчив и взбалмошен. Добавьте сюда его службу в Афганистане и
работу в милиции. Полагаю, он не красная девица, которая при виде моего
пистолета грохнется в обморок. Но именно на этом я и построил свой расчет… Он
наверняка откажется говорить. Более того, попытается оказать сопротивление или
вызвать охрану. Я продумал все до мелочей. Спасибо Всеволоду Борисовичу, он
любезно снабдил меня картой местности вокруг здания. Поэтому моя задача — не
столько получить сведения у Артемьева, сколько его разозлить. Устроить
неудачную попытку шантажа и постараться уйти живым.
— Рискованный план, — пробормотала Галина, — вы серьезно
рискуете.
— Зато очень действенный. Как только моя попытка сорвется,
первое, что он должен сделать, — это позвонить и сообщить о нападении. Он
обязательно должен сообщить о моей неудачной попытке узнать у него имя
заказчика. Вот на этом и строится мой план. Мне нужно, чтобы вы завтра вытащили
из его машины водителя и телохранителя. Хотя бы на несколько минут. Сумеете?
— Думаю, что да. Но мне понадобится машина.
— Я уже говорил с Романенко. Завтра утром они выделят вам
служебные «Жигули» с частными номерами. Что-нибудь еще?
— Почему вы уверены, что он вам не скажет правды? Ведь у вас
будет оружие?
— Нужно знать такой тип человека. Он скорее умрет, чем
уступит силе. Я обратил внимание, что всех своих сотрудников он вызывает в
агентство, предпочитая беседовать с ними лично. Этот человек верит только в
свою силу. Он получил ранение в Афганистане, работал в милиции заместителем по
политической части, привык иметь дело со своими подчиненными. Хитросплетения
оперативной работы ему даются гораздо труднее. Когда он вынужден был заниматься
оперативной работой, то проявлял гораздо меньше рвения, чем во время проверок
вверенных отделов.
— А если он все-таки скажет правду? Человек может меняться
под дулом пистолета.
— Тогда вообще нет никаких проблем. Я сразу узнаю то, для
чего и придумал всю операцию. Но я уверен, что он не скажет. А если даже
скажет, то соврет. Но если случится невероятное и он признается, то и тогда
первым делом позвонит своим заказчикам. На этом строятся все варианты моего
плана.
— Вы собираетесь подключиться к его мобильному телефону? —
поняла Галина.
— Собираюсь. И думаю, что он обязательно позвонит, чтобы
сообщить о случившемся.
— Я все поняла, — кивнула она, — давайте обговорим детали.
Он достал карту с подробным планом местности, и они
склонились над ней.
Через полчаса она ушла. Еще через полчаса к нему снова
позвонили. На этот раз на пороге стоял невысокий крепыш лет двадцати пяти. У
него были сильные рабочие руки, немного приплюснутый нос, широкая улыбка,
большой покатый лоб, уже начинающий лысеть, короткая стрижка.
— Захар Лукин, прибыл в ваше распоряжение, — по-военному
представился крепыш.
