— Какие ценности?.. — пробормотал Ахметов, заикаясь. — У
меня… нет никаких ценностей.
Руководитель группы, человек лет пятидесяти пяти, с
побелевшими висками, чуть прихрамывая, прошел к его сейфу. Как глупо все
получилось, подумал Ахметов. Давно нужно было забрать оттуда деньги.
В кабинет вошли секретарь и начальник управления кадров.
— Будете свидетелями. Вы можете дать ключи? — обратился
сотрудник прокуратуры к Ахметову.
— Я их потерял, — выдавил из себя Ахметов, все еще
прикованный к креслу. Он врал, хотя уже понял, что его ничто не спасет.
— Может, они все же остались в вашем столе? — спросил
сотрудник прокуратуры — помоложе.
— Их у меня нет, — ответил, все еще надеясь оттянуть
неизбежное, Ахметов.
— У вас есть запасные ключи? — спросил руководитель группы у
секретаря.
Женщина метнула испуганный взгляд на Ахметова и покачала
головой.
— Мы их потеряли несколько дней назад, — сказала она,
пытаясь подыграть своему шефу. Не совсем дура, с облегчением подумал Ахметов.
Зря он бывал с ней груб и несправедлив.
— Это ничего, — усмехнулся руководитель группы, — у нас есть
специалисты. Капитан Торопов, вы сумеете открыть этот сейф?
Тот, кого назвали Тороповым, кивнул, доставая связку ключей.
Подошел к сейфу. Он возился с замком не больше минуты — и дверца громко
лязгнула, открываясь.
«Ну вот и все», — обреченно подумал Ахметов.
— Ознакомьтесь, пожалуйста, — пригласил всех к сейфу старший
сотрудник прокуратуры. В глубине лежали пачки долларов. Ахметов точно помнил,
что там было шестьдесят тысяч. Как глупо, снова подумал он. Нужно было увезти
их еще несколько дней назад. Почему он оставлял их в сейфе? Все время забывал.
Он ведь взял себе за правило никогда не оставлять деньги в сейфе или дома.
Дома… Если они сделают обыск на даче, то найдут еще больше. Кажется, он оставил
там больше ста тысяч долларов. Черт возьми, как же все нелепо.
И, словно услышав его мысли, сотрудник прокуратуры негромко
сказал:
— После обыска в вашем кабинете мы поедем на квартиру и на дачу.
Вы не хотите добровольно выдать все ценности, которые мы можем у вас найти?
Ахметов хотел что-то сказать, возразить, начать спорить,
возмущаться…
Но он по-прежнему сидел в кресле и не мог произнести ни
слова. Отныне его жизнь была разделена на две части, и водораздел проходил
через этот день. Эти утренние часы двадцать седьмого июня.
«Хорошо, что часть денег я успел спрятать за рубежом, —
подумал Ахметов, — жена не проболтается. Это не в ее интересах. Тем более что
часть суммы переведена на ее счет, открытый в немецком банке. Господи, когда
они приедут домой, с ней наверняка случится истерика».
— Мы составим протокол, — сказал седовласый, извлекая пачки
«зеленых».
Ахметов вспомнил, что в портфеле у него лежат документы, от
которых он хотел бы избавиться. Но теперь и это поздно. Все поздно. Документы
попадут в руки сотрудников прокуратуры, и все будет кончено. Он обреченно
закрыл глаза.
Какая разница, думал Ахметов, немного больше или немного
меньше улик. Все равно крах неизбежен. Ну и черт с ними! Ведь его арестовали
наверняка с разрешения кого-либо из руководства страны. Чтобы получить санкцию
на арест заместителя министра, нужно обращаться к премьеру или в администрацию
президента. Значит, на самом верху принято решение о его сдаче. Значит, они
решили его сдать. Пусть теперь пеняют на себя. Он не станет молчать. Расскажет
обо всем. Он не хочет играть роль крайнего. Расскажет все, что знает. Ему-то
терять нечего!
— Я хочу сделать заявление, — сказал он вдруг хриплым
голосом, стараясь не смотреть на своего секретаря, у которой в глазах стоял
неподдельный ужас.
За девять месяцев до начала
Москва. 3 июля
Когда раздался утренний звонок, он посмотрел на часы.
Половина восьмого утра. Интересно, кто мог позвонить так рано? Он толкнул жену,
надеясь, что та возьмет трубку. Но жена, невразумительно буркнув что-то,
продолжала спать.
Коротко ругнувшись, Силаков поднялся и, не надевая тапочек,
побежал в другую комнату к телефону.
— Слушаю, — хрипло сказал он, стараясь не выдать досады.
— Витя, это я, — услышал он знакомый голос.
Силаков поежился от испуга — неужели случилось что-то
серьезное?..
— Я тебя слушаю, — сказал он дрогнувшим голосом, —
что-нибудь случилось?
— Случилось. Через полчаса к тебе приедет Бык. Он будет
ждать тебя на улице. Нам нужно встретиться. Дело очень важное.
— Понятно.
Абонент отключился. Силаков растерянно посмотрел на
телефонную трубку, которую все еще держал в руках.
— Кто звонил? — крикнула из другой комнаты жена.
Силаков молчал, глядя на телефонный аппарат.
— Кто звонил?! — еще громче крикнула жена.
— Никто. Молчи и спи, дуреха! — взвился Силаков, положив
наконец трубку на рычаг. И решительно направился в ванную. Видимо, случилось
нечто весьма серьезное, если сам Женя Чиряев решил ему позвонить. Неужели опять
по делу Ахметова? Черт бы побрал этого татарина, не мог язык держать за зубами.
Хотя у него, кажется, чисто. Силаков почесал затылок. Деньги все спрятаны,
никакого компромата дома не держит, все наиболее ценное перевез к тетке за
город. Там искать наверняка не будут. Документов у него нет, если будут
спрашивать, он Ахметова никогда и в глаза-то не видел.
Уже кончая бриться, вспомнил, что в фотоальбоме должна быть
его фотография с Рашитом Ахметовым, кажется, на каком-то дне рождения. Он
торопливо вытер лицо полотенцем, побежал в комнату и, найдя фотоальбом, начал
быстро листать страницы. За этим занятием его и застала жена.
— Что ты делаешь? — испуганно спросила она.
— Иди спать! — закричал он. — Убирайся, сказал ведь! Не зли
ты меня.
Женщина с испугом скрылась в спальне, зная, что мужа
действительно лучше не злить. Он наконец нашел фотографию и, изорвав ее на
мелкие клочки, положил на столик, чтобы затем вынести вон из дома. Быстро
одевшись, взглянул на часы. В запасе оставалось несколько минут.
Подумав, он прошел на кухню, выпил для храбрости рюмку
коньяка, закусил лимоном, поморщился и снова вернулся в столовую. Клочки
фотографии лежали на столике. Он сунул их в карман, решив выбросить на улице, и
вышел за дверь.
На углу соседнего дома уже стоял знакомый «Ниссан», в
котором сидели два боевика Чиряева. Одного из них, Матвея Очеретина по кличке
Бык, Силаков знал. Второй, очевидно, был водителем.
