— Это снимки моего брата, доктор. Я бы хотел, чтобы вы
посмотрели. Брат придет завтра сдавать анализы.
Это был пожилой врач, какой-то весь помятый жизнью, в мятом
халате, шапочке, съехавшей набок. Потом я узнал, что в этот день он принял два
десятка больных. Конечно, все реакции у него притупились. Если бы я приехал
утром, он никогда не допустил бы такой ошибки. Взяв снимки, он машинально
поднес их к свету и тут же вернул.
— Сколько лет вашему брату?
— Пятьдесят.
— Жаль, — сказал он, — впрочем, привозите его к нам.
Химиотерапия здесь уже бессильна. Только оперативное лечение, вплоть до
удаления легкого.
— Все так серьезно? — выдавил я из себя.
— Очень. У вашего родственника запущенная форма. Поражено
легкое.
Сильно поражено. Уже есть метастазы.
Впервые в жизни я напился до одурения. И в угаре готов был
покончить с собой. Все казалось мне таким несправедливым. Зачем мне такая
неустроенная жизнь? Вспомнились наши страдания в Сибири, ранняя смерть отца,
мой непонятный выбор будущей профессии, мои мучения в Африке, разрыв с Вилмой,
болезни матери, распад Союза, измена Вилмы, увольнение, бегство из Латвии,
убийство Федора. И еще — плевок старухи… Честно говоря, нужно было удивляться
не запущенной форме болезни, а тому, как долго я сопротивлялся. Дома я ничего
не сказал.
Думал, что смогу сам решить свои проблемы. Все пытался
оттянуть решение.
Это было в конце июля. А семнадцатого августа разразился
кризис, которого никто не ждал. Доллар за несколько дней подскочил в три раза.
Все подорожало. И в сентябре закрылась фирма, где я работал. Тут уже не до
операции. И вообще я больше стал думать о будущем Илзе, чем о своей собственной
жизни.
Кажется, понятно теперь, почему меня смешило обещание моего
амстердамского доброхота спасти меня? Я смертник. И не только потому, что
согласился стать мишенью. Может быть, с убийцами я бы еще справился. Но с болезнью,
которая гложет меня изнутри, не совладаю. Месяцем раньше, месяцем позже. Что
изменится? Именно на это и рассчитывал Кочиевский, когда делал мне свое
предложение.
…Пять человек. Пять человек, которым я должен нанести визит.
Визит в сопровождении ангелов смерти, которых послали следить за мной. И я
обязан все время помнить об их интересах. Но делать вид, что даже не подозреваю
об их присутствии. Дурацкая затея полковника Кочиевского.
Первый из пятерых живет в Хайзене. Это совсем недалеко от
Амстердама.
Говорят, полтора часа езды. Конечно, лучше взять такси, но
не на такой случай.
Я заказал для себя машину для поездки. Адрес у меня уже
есть. Надеюсь, что он окажется точным.
Закончив завтракать, я встаю, чтобы отправиться в холл.
Широкомордый кивает. Сидящий напротив него человек, тот, кого я про себя назвал
Мертвец, поднимается и идет следом за мной. Игра в прятки с заранее известным
результатом. Впрочем, черт с ними. Мне нужно дотянуть до конца поисков и
получить свои деньги. Каждый лишний день, который я проживу на этом свете,
прибавит денег моим близким в Москве. Если, конечно, Кочиевский не обманет. Но
обмануть себя я не дам. Буду звонить каждый вечер в банк, узнавая об этих
деньгах. Пусть только попробуют меня обмануть. Деньги для моих близких — это
единственная причина, по которой я согласился на эту чудовищную «экскурсию».
Наверняка зная, что она будет последней в моей жизни. Даже
при идеальном стечении обстоятельств повезти мне не может. Я могу вернуться
домой уже смертельно больным и умереть на руках матери и дочери. Не знаю,
может, действительно лучше чтобы меня убили? Мне казалось, что приговоренный
человек бывает более отчаянным, зная, что ничего хуже смерти с ним не случится.
Но оказывается, что все это вранье: приговоренный чувствует лишь апатию, он
психически готов примириться с неотвратимостью гибели и поэтому постоянно
пребывает в подавленном настроении.
Теперь я знаю, почему не сопротивляются смертники, которых
ведут на казнь. Настоящая храбрость — это не безумие и не отчаяние смертника.
Настоящая храбрость — всегда преодоление страха и вызов смерти. Кураж, который
необходим мужчине. Впрочем, мне всегда не хватало этого куража. Мы, прибалты,
наверное, слишком флегматичны. Нам не хватает эмоциональности. Но в любом
случае я начал игру в прятки со смертью. И не могу знать, чем она закончится.
В Хайзен я выехал через полчаса на «Ситроене», который ждал
меня у отеля. Следом за мной тут же ринулся темно-зеленый «Фольксваген». Я мог
даже не смотреть, кто сидит в салоне, — оба типа, которые завтракали со мной в
«Гранд-отеле». Это первый акт нашей драмы. Будем считать, что случай в самолете
был всего лишь прелюдией…
За несколько дней до начала
Москва. 5 апреля
На часах было около восьми часов вечера. Галина Сиренко,
отказавшись от чая, выпила чашечку кофе и уселась смотреть телевизор. Дронго
читал газету, когда ему позвонил Лукин.
— Я установил, где находится абонент Артемьева, — сообщил
Захар, — сказать по телефону или приехать?
— Приезжай. Только не поднимайся наверх, я спущусь к тебе, и
мы побеседуем в автомобиле.
— Что-нибудь случилось? — спросила Галина, отрываясь от
телевизора.
— Мой помощник установил, кто звонил Артемьеву.
— А почему вы не хотите, чтобы он поднялся сюда? — спросила
она. — Вы мне не доверяете?
— Доверяю. Но не хочу подвергать вас лишним испытаниям. В
тех дурацких играх, в которые я играю, бывают потери с обеих сторон. Вас могут
захватить и потребовать, чтобы вы назвали имя моего помощника. И тогда у вас
будет возможность сказать, что вы его не знаете.
— И вы думаете, что я так просто выложу им все, что знаю? —
с недоумением спросила Галина.
— Не думаю. Но обязан предполагать самое худшее. Кстати, вы
напрасно думаете, что я только вас оберегаю таким образом. Ведь он тоже не
знает, кто именно вытащил меня из сегодняшней передряги. Вы не допускаете
мысль, что захватить могут его, и тогда он провалит вас?
— У вас железная логика, — улыбнулась Галина, — мне
говорили, что вы супераналитик. Но почему у вас такая странная кличка… Почему
вы не любите, когда вас называют по имени-отчеству?
— В таком случае число желающих убрать меня вырастет на
порядок, — пояснил Дронго, — даже сейчас мои противники довольно легко
вычисляют, где я живу в Москве. А тогда будут просто находить по справочному
бюро. Согласитесь, что это излишняя роскошь для моих противников.
— Убедили, — кивнула Галина. — Если будут звонить в ваше
отсутствие, отвечать на телефонные звонки?
— Кроме Всеволода Борисовича и моего второго помощника,
никто не знает этого телефона. А они звонить просто так не станут. Поэтому
можете отвечать на любые звонки. Возможно, кто-то спросит хозяев квартиры.
