Хотя, судя по Алевтине Жучковой и ей подобным, женщин весьма
прельщает и содержимое кошелька выбранного ими мужчины. И это куда существеннее
и его внешности, и всех вместе взятых внутренних качеств.
Надев плащ, он вышел из квартиры. Часы показывали уже
половину первого.
Еще через несколько минут он сел в автомобиль Захара, чтобы
навестить бывшую пассию убитого Артемьева.
Начало
Амстердам. 13 апреля
Я не стал выходить из машины. Следил, как из «Фольксвагена»,
затормозившего следом за моим автомобилем, движется в мою сторону Широкомордый.
Мертвец сидит за рулем, похоже, полностью безучастный.
Может, он действительно мертвец и его оживили как зомби, чтобы он принял
участие в погоне за мной? Вот какая чушь лезет в голову. Я усмехаюсь, глядя на
подходящего Широкомордого.
— Что у вас произошло? — в лоб спрашивает этот тип. Он не
здоровается, не спрашивает, знакомы ли мы. Все эти ненужные формальности
кажутся ему излишними. Ему важно знать лишь одно — что случилось?
— Я думал, это вы мне расскажете, — ответил я, также не здороваясь.
Он обошел мой автомобиль спереди, жестом показал, чтобы я открыл ему переднюю
дверь. — плюхнулся рядом на сиденье. В салоне сразу запахло его дешевым
одеколоном. В сочетании с запахом его грузного тела это просто невыносимо. Я
невольно закашлялся.
— Что у вас случилось в Хайзене? — спросил снова
Широкомордый.
— А вы разве не видели?
Мне все еще не хотелось верить, что рядом с нами
присутствует еще и некто третий. Во всяком случае, на дороге его нет, это
очевидно. Наши два автомобиля одиноко стоят в сером тумане, опустившемся на
автобан. В такую погоду трудно следить за автомобилем.
— Мы видели, как вы пригнулись, потом нагнулись. Мы поняли,
что там что-то произошло. Я даже подумал, что вы собираетесь драться. Он не
захотел с вами разговаривать?
— Боюсь, что он уже ни с кем не будет разговаривать, —
пробормотал я, глядя перед собой. Мне не хотелось даже смотреть на
Широкомордого.
— Почему?
— Его убили.
Широкомордый дернулся. Нет, он не испугался. Для него
человеческая жизнь, кроме его собственной, ничего не стоит. Он удивился:
— Вы его убили?
— У меня нет оружия, и я не убийца. Его застрелили у меня на
глазах.
— Вы видели его убийцу? — Я просто чувствую, как шевелятся
мозги у этого типа, словно тяжелые камни перекатываются по невспаханному полю.
— Нет. Стреляли из соседнего дома. Мне кажется, убийца знал
о нашей встрече. Когда я приехал на место, он не успел выстрелить. А когда я
выходил, Кребберс неосторожно подставился. И тогда его застрелили.
— Почему вы не вошли в дом?
— Он упал на пол и непроизвольно захлопнул дверь. А вы
хотели бы, чтобы я взломал дверь и привлек всех соседей к убитому Кребберсу?
Учитывая, что все знали о его прошлом, а мое прошлое тоже нетрудно установить,
мне могли присудить пожизненное заключение за убийство бывшего агента советской
разведки.
Кстати, заодно со мной могли арестовать и вас обоих. Вас
прельщает такая перспектива? — спросил я у Широкомордого ледяным голосом, глядя
прямо в его глаза, почти лишенные ресниц.
Он долго соображал. Затем изрек:
— Так вы думаете, это случайность? Стреляли в вас, а попали
в него?..
— Я стоял почти на пороге дома. В тот момент, когда я
повернулся и шел к машине, убийца дважды выстрелил. Буквально за секунду он
успел сделать два выстрела. Два точных выстрела — в сердце и в легкое. Кребберс
умер через несколько секунд. Вы думаете, что убийца случайно попал два раза в
Кребберса? Я стоял у его дома секунд двадцать. За это время нормальный стрелок
мог сделать из меня ситечко. Похоже, у него был однозначный приказ — убрать
Кребберса и не трогать меня. Значит, я им зачем-то нужен, — сказал я,
по-прежнему отвернувшись от Широкомордого. Помолчав, добавил:
— Как, кстати, и вам тоже.
Мой собеседник снова умолк. Но, так и не придумав ответа,
кивнул мне головой и вышел из автомобиля. Уже хлопнув дверцей, он наклонился ко
мне и решился на вопрос:
— И что думаете делать?
— Уеду сегодня вечером в Антверпен, — сказал я. Потом,
словно бы передумал на ходу, уточнил:
— Нет, завтра утром. Да, я уеду в Антверпен завтра утром.
Но, по-моему, вы не должны меня об этом спрашивать. И вообще, насколько я
понял, нам не стоит общаться впрямую.
Вскинув голову, он пошагал к своему автомобилю. Через
несколько секунд дверца «Фольксвагена» хлопнула, машина сорвалась с места и
исчезла в тумане.
Глядя вдаль, я думал, что моя будущая жизнь столь же
непредсказуема, как этот туман. Сколько мне осталось жить? Три месяца, четыре,
пять? Может быть, лучше всего сейчас закрыть глаза и направить машину к обрыву,
за которым — пустота забвения? И я не буду мучиться, кричать от боли, сходить с
ума от страха. Но что тогда будет с мамой, с Илзе? Как они выживут, кто
позаботится о них? Каждый день моего пребывания в этом «путешествии» дает
лишние деньги для моей семьи.
Значит, я обязан держаться до последнего. До тех пор, пока
убийца, третий из компании, не получит приказ убрать меня. Или такой приказ
получат мои знакомые — Широкомордый и его напарник. Значит, я могу ждать
выстрела с любой стороны.
«Идеальная мишень» для любого из них. Остановка за приказом.
Но до этого часа мои близкие будут получать деньги. Такая договоренность была у
нас с Кочиевским.
Я останавливаю машину у телефона и выхожу, чтобы позвонить.
Своим мобильником я принципиально не пользуюсь. А подслушать все телефоны на
бельгийских дорогах не сможет даже Интерпол. Я набираю наш московский номер.
Трубку сразу берет мама. Я узнаю ее голос.
— Здравствуй, мама, — радостно говорю я, сдерживая кашель, —
как у вас дела?
— Все хорошо. У нас все в порядке. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Где Илзе?
— Уже ушла в школу. Она все время о тебе спрашивает.
— Скажи, что я ее люблю. Очень люблю. До свидания.
— Ты еще позвонишь? — спрашивает меня мать.
— Конечно. — Я кладу трубку и возвращаюсь к машине.
И долго кашляю перед тем, как сесть за руль. Тогда, в
Москве, полковник Кочиевский принял меня в своем огромном кабинете. Я был выше
его на целую голову, но сразу почувствовал его внутреннюю силу. Даже
превосходство. Есть такие люди, чья энергетика сразу чувствуется. Он пригласил
меня сесть за стол.
