— Здравствуйте. — Мне неприятно пожимать ему руку. Вообще,
это очень трудно — все время врать. Чувствуешь себя иудой. Правда, к счастью,
Самар не Христос и, судя по всему, никогда им не станет.
— Садитесь, — он показал мне на глубокое кресло, стоящее в
углу. Сам сел напротив. Европейцы в таких случаях предлагают выпить. Но этот
тип явно не европеец. — Что у вас случилось? — спрашивает Хашимов. — Почему вы
мне позвонили?
— Сегодня утром убили Кребберса, — сообщил я. Выгнутые губы
Самара даже не дрогнули. Глядя на меня, он спокойно спрашивает:
— Какого Кребберса?
— Одного из тех, кто мог знать местонахождение Дмитрия
Труфилова. — Я начинаю нервничать. — Не пытайтесь делать вид, что вы никогда не
слышали о Кребберсе. Вы ведь наверняка знали о моем возможном маршруте в
Хайзен.
— У него есть другие адреса? — спрашивает Самар.
— Есть. — Я начинаю кашлять.
— Тогда сообщите их мне, — предлагает Хашимов. — Назовите
адреса всех возможных друзей Труфилова, и мы с вами сразу расстанемся.
Навсегда. Мы даже готовы заплатить.
Он все еще не понимает, что происходит. Я попытался
объяснить, но на меня снова напал приступ кашля. Опасаясь, что может пойти
кровь, я прижимаю к губам платок. Пряча его в карман, я вижу, как внимательно
он следит за мной.
Еще не хватает, чтобы и этот догадался о моей болезни.
— Это невозможно, — отвечаю я ему, — они сразу же поняли бы,
что я выдал все адреса. Если бы они у меня были…
— Как это — если бы?.. — удивляется Хашимов. — А куда вы
поедете из Амстердама?
Он все еще думает, что мы дилетанты. Он все еще полагает,
что полковник ГРУ Кочиевский и подполковник КГБ Вейдеманис такие идиоты, что не
смогли элементарно предусмотреть развитие ситуации.
— Каждый раз я получаю новый адрес, — поясняю я ему. — После
каждого города мне будут говорить следующий, чтобы не провалить операцию в
случае моего предательства. Мне сразу не дают все адреса.
Хашимов соображает. Значит, он ничего не знает — ни о плане
целиком, ни о моей болезни.
— Ясно, — . говорит он, — а куда вы теперь направляетесь?
— Мне приказано взять билет в Антверпен.
— Когда вы выезжаете?
— Завтра утром. На поезде.
— Позвоните мне, когда получите адрес, — предлагает он, —
только до того, как вы посетите этого человека. Иначе связного опять могут
убить на ваших глазах. Но на этот раз вы можете не успеть уехать.
Ага, значит, он не такой ангел, и это его люди убрали
Кребберса. От возмущения я сжимаю кулаки.
— Вы не даете мне работать, — гневно произнес я, почти не
играя. Я действительно взбешен. Этот сукин сын послал убийцу по моим следам,
даже не поставив меня в известность.
— Кребберс уже отработанный материал, — пояснил мне Хашимов,
— вы могли бы туда и не ехать. Он ведь столько лет сидел в тюрьме. Наверняка он
бы связался с голландской службой безопасности, стоило вам задержаться у него
еще несколько минут. Мы не могли рисковать. Пришлось разрешить нашему человеку
убрать Кребберса. Я вам обещаю, что такое больше не повторится. В наших
интересах найти живого Труфилова. В отличие от Кочиевского, который жаждет
увидеть труп Дмитрия Труфилова, мы не заинтересованы в его смерти. Более того,
мы сделаем все, чтобы ваши «наблюдатели» не смогли убрать Труфилова. Все, что в
наших силах, уверяю вас, Вейдеманис. Мы пойдем на все, чтобы найти Труфилова
раньше вас и защитить его от этих подонков.
— Кто это «мы»? — спрашиваю я, с любопытством глядя на
Хашимова.
— Мы — это люди, которым выгодно осуждение Чиряева. И всех,
кто с ним связан, — достаточно откровенно высказался Хашимов. — Можете считать
это нашей главной задачей. Именно поэтому мы будем делать все, чтобы защитить
вас во время ваших поисков Труфилова.
Ага, у меня появились новые «защитники». Не много ли на
одного человека? Все меня защищают, и все хотят меня убрать в случае, если я
сделаю шаг в сторону. И для всех важно найти Труфилова. Если он такой важный
свидетель, они могли бы не прибегать к моей помощи. Могли бы решать вопросы
сами, между своими двумя бандами. Но тогда моя семья осталась бы без средств. А
сам я умер бы в какой-нибудь городской больничке. Из-за Илзе я становлюсь
подонком, типом, на которого мне противно смотреть в зеркало по утрам, когда я
бреюсь.
— Хорошо, — говорю я, — постараюсь позвонить вам в
Антверпене заранее.
Только не убивайте очередную жертву. Тем более что это наш
бывший соотечественник.
— Они вам сказали, кто он?
— Сказали, что бывший российский гражданин. У него были
коммерческие связи с Труфиловым. Два года назад он выехал из России и поселился
в Антверпене.
— Как его зовут?
— Мне пока не сказали. Его адрес и имя я узнаю только на
месте.
— Это очень похоже на правду.
Он размышлял целую минуту. А я целую минуту боролся с
накатывающимся кашлем. Наконец он сказал:
— Тогда решено. Я буду ждать завтра вашего звонка. Вы можете
дать мне свой мобильный телефон?
— Зачем вам мой телефон? — я играю удивление.
— Я его верну вам через пять минут, — сказал он, протягивая
руку. — Согласитесь, мы должны иметь некоторые гарантии. Если мы помогаем вам
сохранить жизнь, мы не хотим, чтобы вы вели двойную игру.
Я делаю вид, что размышляю над его словами, и протягиваю ему
трубку.
Откуда ему знать, что и этот вариант предусмотрен
Кочиевским. Хашимов сам загоняет себя в ловушку. Откуда ему знать, что мы
предвидели возможность их подключения к моему мобильному телефону и обговорили
специальный код для таких случаев. Откуда, наконец, знать Хашимову, что в моем
номере есть еще и телефон спутниковой связи. Судя по тому, с каким ожесточением
идет борьба за Труфилова, его возвращение или невозвращение в Москву стоит
огромных денег.
Хашимов отнес телефон в другую комнату. Я понимаю, что он
может за мной следить, и сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не закашляться. Он
вернулся даже раньше, чем я думал. Минуты через три. Очевидно, они просто
подменили мой аппарат. Он еще в прошлый раз обращал внимание на мой телефон.
Или вложили в него некое устройство, позволяющее считывать мои разговоры.
Наверно, второе, ближе к истине. Они бы не решились заменить аппарат, опасаясь,
что их игра будет раскрыта.
— Мы узнаем адрес, когда вам позвонят, — мрачно говорит
Хашимов.
— Конечно, — соглашаюсь я, принимая аппарат.
— И ни одного лишнего слова, — предупреждает он меня
напоследок.
