Дронго, отдав цветы, взглянул на часы. Куда же она ушла? Они
договорились с Джил встретиться в отеле. И хотя самолет опоздал, он
рассчитывал, что она дождется его. Рассчитывал. Он вспомнил о большой разнице в
их возрасте, а сегодняшний его день рождения, увы, не сделал его моложе. Он
физически чувствовал, как стареет. Хотя Джил и подарила ему ощущение молодости,
ощущение некоего куража, который был так присущ ему в молодые годы и которого
он лишился было к сорока годам.
Он повернулся к небольшому японскому саду за стеклянной
витриной.
Миниатюрный садик вызывал умиление. В кресле рядом сидела женщина
с газетой в руках. Он мельком взглянул на нее и отвернулся. На женщине было
глухое темное пальто до щиколоток, какие носили обычно верующие мусульманки. На
голове — темный платок. Женщина читала газеты, пряча глаза за темными очками.
Он постоял, не зная, что же предпринять. Если Джил не в отеле, то, значит, она
поехала в город. Уехала, зная, что он прилетит только на один день.
Он достал свой мобильный телефон и набрал номер. Черт
возьми, как это понимать? Где-то зазвонил телефон, он рассерженно отвернулся.
— Я слушаю тебя, — сказала трубка голосом Джил.
— Я прилетел, — немного растерянно пробормотал он, — где ты
находишься, дорогая?
— За твоей спиной, — она не успела договорить, как он
обернулся.
Господи! У него за спиной действительно стояла Джил: в
платке и в темном пальто до пят. Эта проказница обманула одного из лучших
аналитиков в мире.
— Здравствуй! — Она со смехом бросилась к нему.
— Кто бы подумал, что тебе удастся меня провести, — смущенно
пробормотал он.
— Как видишь, смогла, — засмеялась Джил, — я была уверена,
что ты не станешь и смотреть в мою сторону, увидев темный платок и такое же
пальто. Здесь недалеко есть магазин для мусульманских женщин, там и продают
подобные вещи. А ничего пальтишко, правда?
— Я послал цветы к тебе в номер, — чуть растерянно сказал
он.
— Сегодня твой день рождения. Сегодня моя очередь делать
тебе подарки.
— Об этом мы еще поговорим. Спасибо, что ты прилетела, —
пробормотал он. — Мне было бы, сложно лететь в Рим. Оттуда я бы не успел
вернуться завтра вечером в Москву. Из Баку нет прямых рейсов в Рим.
— Ты сомневаешься, что я прилечу к тебе в любой город мира?
— задорно спросила она. — Да хоть в Антарктиду!
— Не сомневаюсь. — Ах, какая она молодец! — Мы можем пойти
поужинать, — напомнил он Джил, — только выберем хороший ресторан.
— Нет, — возразила она, — у нас с тобой только одна ночь,
утром ты улетишь. Я не хочу в ресторан.
— Ты была раньше в Стамбуле?
— Нет. Но какое это имеет значение? Они разговаривали, стоя
лицом друг к другу, словно были здесь совсем одни.
— Я мог бы показать тебе город… Он очень красивый.
— Не хочу. У меня только одна просьба.
— Какая?
— Мы можем подняться наверх? — спросила она, блеснув
глазами. — Ты разговариваешь уже две минуты. Мне может это надоесть.
Они вошли в лифт, и только там он позволил себе поцеловать
ее. Вернее, не он — она поцеловала его и не отпускала до тех пор, пока кабина
лифта не остановилась на пятом этаже. Створки лифта закрылись, и лишь тогда он,
опомнившись, снова нажал на пятерку, и они вышли, проходя к ее номеру.
Ему было немного неловко наблюдать ее пылкую влюбленность.
Как будто в нем сидел некий посторонний наблюдатель, отмечавший и ее
непосредственность, и его некую отстраненность. Она начала раздеваться, все еще
пытаясь поцеловать его.
— Я должен принять душ, — извинившись, сказал Дронго.
— Конечно, — засмеялась она, — я пока закажу ужин. Мне
кажется, что я умру с голода. Я весь день ничего не ела, ждала тебя.
— Извини, — он улыбнулся, — я выйду на минуту к себе.
— Нет, — возразила она, тряхнув головой, — нет. Прими душ у
меня в номере. Там висит халат. Хотя я думаю, что после душа он тебе не
понадобится.
Улыбнувшись, он прошел в ванную комнату. Чувство неловкости
не покидало его. Он начал замечать, что чувствует себя рядом с ней неловко,
словно старый, очень старый мужчина пытается соблазнить молодую девушку. Может
быть, поэтому говорят, что настоящий опыт приходит в сорок лет, подумал Дронго.
Сорокалетний мужчина — тип опытного совратителя. Такова жизнь, к этому возрасту
мужчина научился держать свои эмоции под контролем и может демонстрировать все
навыки своего общения с женщинами, не утруждая душу.
Он любил принимать горячий душ, обжигавший кожу. Горячие
струи смывали усталость и подавленное настроение. Из комнаты донесся голосок
Джил. Очевидно, она заказывала ужин. Он повернулся к стене, закрыв глаза и
успокаиваясь. И вдруг почувствовал некое движение за спиной. Обернувшись, он с
изумлением увидел Джил. Она стояла перед ним уже нагая и готовая присоединиться
к нему.
— Осторожнее, — крикнул он, видя, как она подняла ногу, и
невольно залюбовался ее лодыжкой. Даже у Алевтины ноги были не так хороши.
— Что? — Она не поняла, почему он задержал ее. Они обычно
общались на английском либо итальянском, сейчас крикнул по-итальянски, чтобы
она сразу же все поняла.
— Ты что, — спросила она, чуть краснея, — тебе неприятно,
что я рядом?
— Да нет же, — он повернулся к ней, — нет…
— Тебе неприятно, что я навязываюсь? — сникла она.
— Ты не поняла, глупышка, — он протянул ей руку, — дотронься
до воды.
Только осторожнее. И все сразу поймешь.
Она протянула руку. И, взвизгнув, убрала ее.
На девичьем лице появилась улыбка. Ее улыбка, которая так
ему нравилась. В ней было нечто загадочное и немного вызывающее. Обжигающая
смесь женского изящества, дразнящей откровенности, мистической тайны, присущей
каждой женщине, и почти материнского понимания. Он убавил напор горячей воды и
протянул ей руку…
Потом ужин долго остывал на столике, который так и остался у
двери. Он даже не заплатил официанту чаевые, расписавшись на бланке ресторана и
добавив чаевые в сумму счета. На часах было уже восьмое апреля, шел первый час
ночи, а они все еще, забыв про ужин, любили друг друга. И говорили. И снова
были вместе. Еще через час она поднялась и посмотрела на изумительную панораму,
открывавшуюся из окна номера.
— Как же здесь красиво, — протянула она задумчиво, глядя на
другой берег.
— Ты так и не была в городе, — напомнил он ей.
— Мы встретимся здесь еще раз, и тогда ты мне покажешь
город, — сказала она, не оборачиваясь. Лунный свет высвечивал изящную фигурку
на фоне звездного неба и разноцветных огней берега, сливавшихся в феерически
прекрасную картину.
