— Вы думаете, стоит завтра пойти на свидание с этим
мерзавцем? — встревожился Всеволод Борисович.
— Обязательно пойду, — мрачно ответил Дронго, — очевидно,
нам действительно пора лично поговорить.
— Это может быть очень опасно, — предостерег Романенко.
— Не думаю. Он же не идиот, понимает, что я буду не один.
Ресторан находится на правительственной трассе, недалеко от Жуковки. Там полно
милиции и сотрудников службы охраны. И кроме того, гарантия Бергмана стоит
многого. Если, конечно, он мне вечером позвонит.
— Вы думаете — позвонит? — У Романенко был растерянный вид.
Он не представлял, как можно встречаться с человеком, подозреваемым в
организации убийства своего коллеги.
— Обязательно позвонит. И не нужно так нервничать, Всеволод
Борисович.
Раз он разрешил отпустить Лукина, раз решился на такую
встречу, значит, хочет сообщить мне нечто очень важное.
— А если он хочет предложить вам взятку? — спросил Лукин.
Дронго обернулся, посмотрел через плечо на молодого
человека. Тот, чуть покраснев, отвернулся.
— За всю свою жизнь, — сообщил Дронго чуть Дрогнувшим
голосом, — я не заработал ни копейки, которой не мог бы гордиться. Для меня
человек, берущий незаработанные деньги, хуже проститутки, которая торгует,
своим телом. Причем заработки-то вполне трудовые. Совестью не торгую. Я ответил
на твой вопрос, Захар?
— Завтра, — примирительно заметил Романенко, — завтра мы
узнаем, что толком они хотят. Надеюсь, что все пройдет благополучно.
Париж. 14 апреля
Сегодня вечером я приехал в Париж. Не знаю почему, но на меня
город не производит такого впечатления, как на многих людей. Обычный город —
большая столица европейского государства. В центре похожие друг на друга здания
в некоем псевдоромантическом стиле. Говоря честно, думаю, что нужно очень
любить жизнь или быть чуточку влюбленным, чтобы по достоинству оценить Париж.
Жизни у меня осталось не так много, а настоящей любви никогда и не было. Вот и
все объяснение. Для меня маленький городок типа французского Бреста или
бельгийского Гента куда более приятное место для проживания, чем огромный
шумный Париж. И для упокоения — тоже.
Я забрал все свои вещи из отеля, сел в поезд и впервые за
несколько дней остался один, без своих бдительных «друзей». Я сидел в купе в
абсолютном одиночестве, твердо зная, что за мной никто не следит. Я даже
проверил и убедился — действительно, никого. Меня очень смущал этот взрыв в
Антверпене.
Кто мог узнать о моей встрече? Почему нужно было взрывать
Ржевкина? По логике, всех возможных свидетелей должны убирать люди Кочиевского.
Но если они не поехали в Схетон, кто тогда встречал там людей Хашимова? Или же
мои «наблюдатели» решили сделать круг и вернуться к офису компании Ржевкина?
От сильного напряжения кашель мой стал затяжным, я с ужасом
замечал, как платок все обильнее окрашивается кровью. Если я не дотяну до конца
поездки, моя семья может и не получить «премиальных» за найденного Труфилова.
Как я его ненавидел в душе, внушая себе, какой он негодяй. С другой стороны —
пока все нормально. Если все пойдет так и дальше, я уже через несколько дней
вернусь в Москву умирать богатым, а Труфилова похоронят в Париже, куда он
сбежал, надеясь остаться богатым и живым.
Когда поезд подходил к Парижу, я включил свой телефон
спутниковой связи. И он сразу зазвонил, словно ждал моего сигнала — Почему вы
отключили телефон? — услышал я голос Кочиевского. — Где вы сейчас находитесь?
— Не хотел, чтобы меня засекли, — признался я полковнику, —
сейчас я в поезде, уже подъезжаю к Парижу.
— Вы успели поговорить с Ржевкиным? — Он так и спросил
«успели», забывая о том, что я подполковник КГБ. Явно нервничает, и этим
объясняется его прокол. Он невольно себя выдал, но я Должен делать вид, что
ничего не понял.
— Я с ним встретился, — докладываю я полковнику, — но он
ничего толком не знает. Видел Труфилова последний раз два года назад.
— Почему вы решили поехать в Париж, а не в Лондон? —
спрашивает меня Кочиевский.
— Здесь двое людей, с которыми может общаться Труфилов, а в
Лондоне — только один. Больше шансов именно в Париже. — Я говорю логично, и
откуда Кочиевскому знать, что я решил начать собственную игру. Я уже не верю
полковнику, который послал за мной целую свору безжалостных убийц. Я больше не
верю никому.
— Когда устроитесь, сообщите мне, в каком вы отеле, —
продолжает полковник. — Завтра утром получите адреса.
Он даже не знает, что у меня есть адрес Сибиллы. У меня в
запасе ночь, и я попытаюсь найти Труфилова без его «наблюдателей». На вокзале я
прохожу в туристическое бюро и прошу заказать мне отель где-нибудь в районе
Монпарнаса.
— Непосредственно у вокзала? — спрашивает меня улыбающаяся
француженка.
Нет, у вокзала нельзя. Если остановлюсь слишком близко к
авеню генерала Леклерка, полковник может заподозрить неладное. Нет-нет… Близко
нельзя. Нужно где-то подальше. Я показываю на выставленной передо мной карте
Парижа место, находящееся поближе к Сене. От Монпарнаса — к западу.
— Бульвар Гренель? — спрашивает девушка.
— Да. Пусть будет бульвар Гренель, — соглашаюсь я, отмечая
отель в три звездочки. Мне не нужен особый комфорт. Только тишина. Девушка чуть
заметно пожимает плечами и поднимает трубку телефона. Через минуту говорит,
обращаясь ко мне:
— С вас пятьдесят франков. Отель «Холлидей Инн» на бульваре
Гренель.
Чтобы взять такси, вам нужно спуститься вниз на один этаж и
пройти направо.
— Спасибо. — Я беру бланк заказа, еще не зная, что за отель
приготовила мне эта улыбающаяся стервочка. Нет, она сказала все правильно. Только
это не отель «Холлидей Инн», а скорее мотель. И дело не в том, что в небольшом
шестиэтажном домике всего сорок семь плохоньких номеров, — прямо напротив входа
в здание, на уровне окон, проходит линия метро. Представляете, какой здесь
грохот? Тишины у меня явно не будет. Правда, я получил номер с выходом на
противоположную от подземки сторону, окно которого упирается в глухую стену. Но
это все равно лучше, чем вид на грохочущий поезд. Если учесть, что за сутки я
плачу девятьсот франков, что составляет примерно сто пятьдесят долларов, то мой
номер явно не тянет на такую цену. Впрочем, мне все равно. Платит Кочиевский, а
ему я не собираюсь экономить деньги. Вообще, нужно было снять апартаменты за
тысячу долларов, но мне и этого не хочется. Моя мечта остаться в номере своего
отеля и никуда не выходить — день, два, три. Месяц. Все оставшееся время до
самого конца. Смотреть в глухую стену и думать о моей неудавшейся жизни.
Я долго размышлял, почему у нас ничего не получилось с
Вилмой? Разница в возрасте? Нет, я знал семьи, где разница была гораздо больше,
например, у родителей моей матери, где отец был старше своей жены, моей
бабушки, на целых двадцать лет. И они счастливо прожили всю свою жизнь. Разница
в возрасте здесь ни при чем. Скорее разница в мировоззрении. Я любил посидеть
дома, посмотреть телевизор, почитать книгу. Вилму же тянуло в шумные компании,
к друзьям, радовали все эти презентации, встречи.