Какое я имею к ней отношение? Вы сказали, что вы друг
Дмитрия Труфилова, и только поэтому я согласилась вас принять. Я действительно
знала мистера Труфилова, недолго, но знала. Однако я не совсем понимаю, что
именно вы от меня хотите.
— Мне нужно срочно увидеться с мистером Труфиловым. Я должен
его увидеть, — говорю я, глядя в ее равнодушное лицо.
— Это даже… неприлично, — замечает Сибилла. — Вы врываетесь
ко мне ночью, требуете найти человека, которого я не видела уже несколько лет,
и при этом рассказываете о своей дочери. Я ничего не понимаю…
— Сейчас объясню.
Очевидно, я не совсем правильно начал разговор, моя
сумбурная речь, вероятно, смутила хозяйку. Впрочем, трудно было бы требовать от
меня четкости изложения в такой момент.
— Дело в том, что мне нужно срочно найти Труфилова. Я знаю,
что он сейчас в Париже. Речь идет не только о судьбе моей дочери. Речь идет и о
его судьбе. Я приехал его предупредить. Может так получиться, что завтра его
убьют.
Она улыбается. Вежливо улыбается. Хваленая европейская
вежливость.
— Вы говорите страшные вещи. — Сибилла докуривает сигарету и
небрежно тушит ее в пепельнице.
— И тем не менее я говорю правду.
Кажется, мне нужно успокоиться и перевести разговор в русло
неторопливой беседы с перечислением фактов. Но как рассказать этой особе обо
всем, что случилось? Как рассказать о моей болезни, о пославшем меня полковнике
Кочиевском, о нашедшем меня в Голландии Самаре Хашимове? Как ей все объяснить?
Но я просто обязан найти доводы, которые ее убедят.
— Мадемуазель Дюверже, понимаю, вам трудно довериться
незнакомцу, появившемуся у вас среди ночи. — Я снова закашлялся. — Мне понятны
ваши сомнения. Поэтому я вынужден сообщить вам кое-что неприятное…
— Любопытно. — Она снова закуривает. А ведь ей действительно
просто любопытно…
— Я узнал ваш адрес у друга Дмитрия Труфилова, у которого он
был несколько месяцев назад. Это его знакомый Игорь Ржевкин, проживавший до вчерашнего
дня в Антверпене. Именно Игорь сообщил мне, что я могу найти мистера Труфилова
у вас.
— Он ошибся. — Сибилла пожимает плечами. — Как, вы сказали,
его фамилия? Мистер Ржевкин? Я никогда не знала такого человека. Не понимаю,
почему он дал вам мой адрес. Это очевидная ошибка. В последний раз мы
встречались с мистером Труфиловым… очень давно, и я не видела его в Париже.
— Понимаю, что вы мне не верите, — говорю я этой равнодушной
стерве. — Понимаю, как нелепо я выгляжу. Но поверьте, мне не до смеха. Дело
очень серьезное. Очень. В Москве похитили мою дочь. Если вы мне сейчас не
поверите, то завтра, возможно, будет уже поздно. И вы не знаете, с кем вам
придется иметь дело. Никакая полиция вас не защитит. Возможно, они уже завтра
заявятся сюда.
Они убьют и вас, и вашего консьержа. Убьют всех, кто встанет
на их пути.
Главное для них — найти Дмитрия Труфилова. Найти и убить. И
никто не сможет их остановить.
Кажется, моя речь произвела на хозяйку некоторое
впечатление. Она в задумчивости смотрит на меня. Тушит сигарету и спрашивает:
— Кто вы такой? Я никогда не знала о таком друге Дмитрия.
— Меня зовут Эдгар Вейдеманис. Могу показать вам свой
паспорт. Я бывший подполковник КГБ. Поверьте мне, если бы не отчаянное
положение, я бы к вам не пришел.
— При чем тут ваша дочь? — спрашивает Сибилла. — Вы сказали,
что похитили вашу дочь?
— Похитили, чтобы заставить меня работать на них.
Я понимаю: сейчас не время объяснять, почему я согласился
работать на Кочиевского и почему Хашимов решил похитить мою дочь. Тогда
пришлось бы рассказать, как я подставил двоих бандитов Хашимова, пришлось бы
признаться в том, что на моей совести — человеческие жизни. Пусть даже жизни
подонков. А я не имею права рассчитывать на то, что ангел Божий явится мне
помогать.
Вероятно, около отеля я видел девушку, случайно оказавшуюся
у телефонной будки.
Эта мысль приводит меня в отчаяние, и я снова начинаю
кашлять. Достаю платок.
Кашель сотрясает меня. Наконец приступ проходит. Я утираю
губы и смотрю на хозяйку.
Сибилла же смотрит на меня с некоторой брезгливостью.
Впрочем, я ее понимаю. Как еще можно смотреть на человека, который ворвался к
вам за полночь, угрожает вам, рассказывает кошмарные вещи и, наконец, кашляет
так, словно вот-вот отправится к праотцам. Конечно, мое состояние с каждым днем
ухудшается.
Лихорадочный блеск в глазах, жуткий кашель, хриплый голос,
запавшие Щеки… То есть со мной все ясно.
— Я не знаю, где сейчас находится мистер Труфилов, — говорит
Сибилла, очевидно, что-то решая для себя. — Очень сожалею, что не могу вам
помочь.
После этих слов мне нужно встать и уйти. Но я по-прежнему
сижу на голубом диване. На что я рассчитываю? Что она меня поймет? Зачем вообще
я сюда пришел? В конце концов, деньги я получил. И честно их отработал. Если
найдем Труфилова, то можно считать, что я выполнил задание. Не могу я отвечать
еще и за киллеров, упускающих Труфилова в последний момент. Тогда мне останется
только одно — подставить Труфилова людям Хашимова, которым он для чего-то
нужен. И подставить убийц Кочиевского, которые давно заслужили смерть, а потом
заставить Хашимова отпустить мою дочь и спокойно уехать обратно в Москву.
Конечно, Кочиевский быстро все поймет. Конечно, в Москве
меня найдут и ликвидируют. Но это потом. Все будет потом. Самое главное, что к
тому времени Илзе будет уже в другом месте. Вот что самое главное. Но я все еще
остаюсь порядочным человеком.
Мне жаль эту надменную стерву, которая смотрит на меня с
таким равнодушием. Мне действительно жаль ее. Ведь она наверняка скоро умрет —
таких свидетелей, как она, в живых не оставляют. Если убрали Кребберса и
Ржевкина, то наверняка уберут и ее.
— Жаль, — говорю я, поднимаясь с дивана. — Очень жаль, что
вы меня не поняли. Оставлю вам свой телефон. Я остановился в отеле. Возможно,
до утра объявится Дмитрий Труфилов, и тогда вы сможете меня найти.
— Он не объявится, — с уверенностью заявляет Сибилла. — Вы
напрасно оставляете мне эту карточку.
— Все может быть.
Я кладу карточку на столик, киваю хозяйке на прощание.
Завтра здесь появятся другие. Да, мне жаль эту несчастную женщину — она так
ничего и не поняла. Я подхожу к входной двери и уже протягиваю руку чтобы
открыть.
— Остановитесь, Вейдеманис, — раздается за моей спиной
резкий мужской голос.
Может быть, на это я и рассчитывал. А может, чувствовал, что
здесь появится Дмитрий Труфилов. Я оборачиваюсь и вижу стоящего в комнате
человека. С пистолетом в руках. Но это не Труфилов. Незнакомцу лет двадцать
пять, у него черные вьющиеся волосы. Выражение лица — решительное, злобное.
Круглые темные глаза и плохие зубы — это я замечаю, когда он говорит.
