— На какую разведку он работал? — спросил Дронго. — На
военную разведку или на КГБ?
— На вашу разведку, — проворчал комиссар.
— У нас было две разведки. Военная и разведка КГБ. Какое
обвинение ему предъявили? Чьим агентом он был?
— Странно, — пробормотал комиссар. — Этого я не знал. Сейчас
выясню…
Он снова вышел из комнаты. Шевцов, нахмурившись, взглянул на
Дронго.
— Зачем вам это? — удивился майор. — Какая разница, на кого
именно он работал?
— Очень большая. Если он работал на КГБ — значит, его убрали
из-за Вейдеманиса, чьи секреты он еще мог знать. А если работал на ГРУ, значит,
группа Кочиевского получила указание убирать всех, кто мог помочь найти
Труфилова.
— Понятно, — буркнул Шевцов. — Как трудно с вами работать…
В этот момент пришло сообщение из Москвы. Лукин подбежал к
факсу.
— Здесь данные на Эдгара Вейдеманиса, — сказал он, передавая
документы Дронго. Тот принялся читать.
«Эдгар Вейдеманис, родился в сорок девятом году в деревне
Старые Галки, в Сибири. Отец — профессиональный разведчик, работал за рубежом.
Мать в настоящее время проживает в Москве, недавно получила российское
гражданство.
Был женат, разведен. Дочь живет с ним, в Москве. После
девяносто первого вышел в отставку. Работал в частной фирме. Последний год не
работал.
Операции в Европе. Двухлетняя командировка в Африку. Хороший
стрелок, имел правительственные награды, в том числе орден Красного Знамени».
— Странно, — сказал Дронго. — Странная жизнь у этого
отставного подполковника. Родился в Сибири — туда была сослана его семья. Отец
— профессиональный разведчик. Сын пошел по стопам отца, но вышел в отставку.
Уехал с женой в Африку, прожил с ней там два года, а потом
развелся. Мало того, бросил все и переехал в Москву, уже в девяносто четвертом,
в самое трудное время. Дочь забрал с собой. А сейчас согласился работать на
полковника Кочиевского. И еще: Труфилов и Кочиевский из ГРУ, а Вейдеманис из
КГБ. Тогда почему же Кочиевский ему поверил? Почему Кочиевский поверил чужаку?
А ведь они никогда с ним прежде не сталкивались. И почему Вейдеманис
согласился?
— Деньги большие заплатили — вот и согласился, — с
раздражением проговорил Шевцов. — У нас сейчас все покупаются. Не то что
подполковника, генерала купить могут. Пообещали ему сто тысяч, так он и про
КГБ, и про совесть свою забыл.
— Вы не поняли меня, майор, — сказал Дронго. — Он может
забыть про свою совесть, может забыть про свою прежнюю работу. Может оказаться
потенциальным предателем. Но подполковник КГБ не может так быстро превратиться
в идиота.
— Что-то я не очень вас понимаю, — пожал плечами Шевцов.
— Вы прекрасно все поняли, — усмехнулся Дронго. — Его,
конечно же, могли купить, и я не исключаю такой возможности. Но ему поручили
найти Труфилова, и он знает, кого именно должен искать, верно? Более того,
бывший разведчик должен понимать, что его едва ли оставят в живых после
завершения такой операции. И вот у меня вопрос: почему он пошел на такой риск?
Он ведь обязан понимать, что шансов остаться в живых у него нет. Ни единого
шанса. Его не оставят в покое. Как только найдут Труфилова, уберут и его. И тем
не менее он согласился. Почему? Почему он согласился на роль «идеальной
мишени»?
Получается, что он смертник. Или идиот. Вы можете
представить, что подполковник КГБ, имеющий немало наград, стал полнейшим
идиотом? Я не могу.
Воцарилась тишина. Подчиненные Шевцова молча переглянулись.
Майор же в изумлении уставился на Дронго — майору нечего было возразить.
Дронго тем временем снял телефонную трубку, набрал номер.
— Здравствуйте, Всеволод Борисович, — сказал он, — у меня к
вам большая просьба. Поручите Гале Сиренко узнать об Эдгаре Вейдеманисе все,
что можно. Не по документам, а лично. Пусть побывает у них дома, пусть опросит
соседей. У вас есть его московский адрес. И было бы очень неплохо, если бы она
побеседовала с его матерью и с дочерью. Я хочу понять психологию этого
странного человека.
Хочу понять, почему он согласился работать на Кочиевского,
хотя прекрасно понимает, что может в итоге поплатиться за это жизнью.
— Да, сделаем, — ответил Романенко. — У нас новые сведения о
Труфилове.
Нам удалось выяснить имя человека, с которым Труфилов
контактировал уже после ухода из военной разведки. Можете записать. Это Игорь
Семенович Ржевкин, живет в Антверпене. У него там своя фирма. Вы можете
немедленно выехать в Антверпен?
Сейчас мы передадим по факсу все данные на него.
— Выезжаем немедленно, — выдохнул Дронго. — Спасибо,
Всеволод Борисович.
В комнате снова появился комиссар Вестерген. Он подошел к
Дронго и сказал:
— Кребберс работал на военную разведку бывшего СССР. В нашей
службе безопасности сообщили, что она раньше называлась… — Он посмотрел на
листок бумаги, который держал в руке, и прочел:
— Г.Р.У.
— Едем в Антверпен, — заключил Дронго. — К сожалению, я
оказался прав.
Они убирают всех, кто имеет хоть какое-то отношение к
Труфилову. Надо торопиться. Господин комиссар, вы не знаете, где можно
арендовать вертолет или самолет?
— Это так срочно? — спросил комиссар.
— Боюсь, что да. Если я прав, то вся эта компания выехала
именно в Антверпен. И очень боюсь, что мы можем снова опоздать.
Париж. 15 апреля
Он смотрит на меня, и я гадаю: кто из нас больше удивлен? Он
или я?
Даже понимая, что в Кребберса и в Марселя стрелял
профессионал, даже сознавая, что со мной не послали бы дилетанта, даже
вычислив, кто именно мог отправиться третьим наблюдателем, — я все же не ожидал
его здесь встретить. Именно он предложил мне работать на полковника
Кочиевского. Именно он был терпеливым охотником в горах, где обучал молодых
пограничников. И он — вместе со мной — брал все призы на соревнованиях по стрельбе.
Майор-пограничник Виктор Кузьмин, мой бывший товарищ, а ныне профессиональный
убийца.
— Здорово ты меня вычислил, — улыбается Виктор, улыбается
так, словно мы встретились с ним в парке Горького. — Молодец. Я, признаться,
даже не ожидал, что ты так быстро здесь появишься.
Он убрал телефон в карман — и это было сейчас самое главное.
Чемоданчик же по-прежнему держал в левой руке.
— Зачем ты его? — спрашиваю я, все еще ошеломленный нашей
встречей.
— Как это зачем? — удивляется Виктор. — Он ведь мог тебя
убить. Я прекрасно видел, как он тебе угрожал. Или ты хотел, чтобы он разрядил
свой пистолет в тебя? Ну, знаешь, нельзя быть таким неблагодарным. Я только
что, можно сказать, спас тебе жизнь, а ты выбегаешь из кустов, наставив на меня
пистолет.
