Нетерпеливо открываю конверты. Авеню генерала Леклерка —
мадемуазель Сибилла Дюверже. Бульвар Виктора Гюго — Эжен Бланшо. Значит, у полковника
устаревшие сведения. Он не знает, что теперь Бланшо живет за городом. Впрочем,
это мне на руку. У меня появились козыри. Я могу начать свою игру.
Я поднимаю трубку, набираю отель «Меридиан», прошу соединить
меня с номером Сибиллы. Один звонок, второй, третий. Неужели она ушла…
— Слушаю, — отвечает сонным голосом Сибилла. Конечно,
бедняжка уснула.
Эти испытания не для психики нормального человека.
— У нас все в порядке, — докладываю я ей, — все нормально.
Слава богу. Я кладу трубку и прикрываю глаза.
Это все, что я мог сделать. Простите меня, мама и Илзе.
Простите за то, что я причинил вам столько страданий. Простите меня за все, что
я еще сделаю. У меня нет другого выхода. Я все рассчитал верно. Сначала мне
нужно избавиться от моих соглядатаев. Потом отдать Труфилова людям Хашимова,
которым он нужен только живым. И больше никаких смертей. Больше никого не
убьют, если я все правильно рассчитал. Убьют только одного человека — меня.
Убьют в тот самый момент, когда я укажу им адрес Труфилова. Ясно, что шансов
остаться в живых у меня нет. Ни одного. И не потому, что Хашимов отомстит мне
за двух убитых в Схетоне. Он просто вынужден убрать единственного свидетеля,
который будет знать, кто заберет Труфилова.
Господи, я некрещеный. Я никогда не был в церкви или в
костеле. Я не верил в Бога. Но в детстве моя бабушка повесила мне крестик на
грудь, когда мы уезжали к отцу. Повесила крестик, который я сохранил на всю
жизнь. И, отправляясь в свою последнюю поездку, я взял этот крестик. Теперь,
достав его из кармана, я смотрю на крестик. Господи, я ведь не прошу ничего
невозможного.
Я не подставлю больше ни одного человека. Если мой план
будет выполнен так, как я его задумал, то никто больше не погибнет. Ни единый
человек. Господи, разве сохранение человеческих жизней не есть первая заповедь
Бога! И разве я о многом прошу! Спаси их всех и возьми только мою жизнь. Только
мою! Я смотрю на крестик, не зная, что мне еще сказать. Я не умею молиться,
меня этому не научили.
Бог, очевидно, отвернулся от меня, послав мне эту страшную
болезнь. Он выбрал меня на заклание. Так какая разница, когда именно я погибну?
Какая разница, как именно я умру? Мне нужно сохранить человеческие жизни. Я
хочу спасти Илзе, мою любимую дочь, и умереть. Больше я ничего не прошу.
Господи, неужели это так много?
И в этот момент кто-то осторожно стучит в дверь. Я подхожу к
двери. Я не жду гостей в это утро. И нет «глазка», чтобы посмотреть, кто ко мне
пожаловал. Впрочем, мне уже ничего не страшно. Я открываю дверь. На пороге
стоит высокий широкоплечий мужчина в шляпе. Но шляпы носят только ковбои и
стиляги.
— Доброе утро, вы Эдгар Вейдеманис? — обратился ко мне
приятным баритоном обладатель шляпы.
Самое страшное, что он обратился ко мне по-русски. Откуда он
знает мое имя? Неужели это конец?
— Да, — я с трудом заставил себя отвечать, — да, я Эдгар
Вейдеманис.
— Доброе утро, — повторяет он и как-то печально, по-доброму
улыбается, — я вас долго искал, подполковник Вейдеманис, — говорит он мне. — Вы
разрешите мне войти?
Париж. 15 апреля
Приехав в полночь в «Софитель Антверпен», он нашел портье.
Тот размещал группу прибывших из России туристов.
— Извините меня, сэр, — сказал осторожный портье, — но
комиссар Верье предупредил нас, чтобы мы не говорили ни с кем о гостях из этой
группы.
— Это понятно, — согласился Дронго, — но я его друг. Вот моя
карточка.
Я живу в отеле «Хилтон». Вы можете проверить. А вот это меня
просили передать вам за вашу любезность, — он показал три тысячи бельгийских
франков. Портье тут же превратился в слух.
— Расскажите мне о гостях, — попросил Дронго. Портье любезно
сообщил ему, что сначала он оформил номер господину Эдгару Вейдеманису, а через
двадцать минут двум господам, прибывшим следом, — Харченко и Кокотину. Но
выехали они с интервалом во времени. Примерно через четыре часа после того, как
уехал господин Вейдеманис, отбыли и те двое господ.
— Через четыре часа, — повторил Дронго. — А вернувшись в
отель, они уехали сразу или через некоторое время?
— Они еще обедали, — улыбнулся портье, — но комиссар Верье предупредил
нас…
— Вот три тысячи франков, — протянул ему Дронго новую
купюру, — значит, они еще и обедали.
— Да, в нашем ресторане «Тиффани». И выехали вечером.
— Такси они заказывали?
— Нет. Но машины стоят перед отелем.
— И куда они отправились? Комиссар ведь наверняка проверил,
в какую машину они садились. Или они все-таки заказывали такси?
— Я мог бы вспомнить, но… — осторожно начал улыбающийся
портье, и на его круглой, почти кошачьей физиономии появилось лукавое
выражение.
— Еще тысячу франков, — Дронго протянул бумажку, равную
примерно тридцати пяти долларам. Портье спрятал их в карман.
— На вокзал, — прошептал он, — они торопились на вокзал.
— Спасибо, — Дронго вышел из отеля, остановил такси и поехал
на вокзал.
Расписание прояснило обстановку. С интервалом в четыре часа
шли поезда только в Париж. Именно в то время, когда Харченко и Кокотин
торопились на вокзал, поезда шли в Париж.
Он вернулся в номер, собрал вещи, которых, впрочем, почти не
было, и отправился на автобусную станцию, чтобы к утру добраться до Парижа.
Рано утром он уже был в Париже. Задача формулировалась так: в огромном городе
найти как можно скорее Вейдеманиса и его партнеров. Для любого человека это
было абсолютно нереально. Но это — для любого. Разместившись в отеле
«Наполеон», находившемся в самом центре города, рядом с Триумфальной аркой, он
отдохнул минут двадцать и в девять часов утра уже был на Северном вокзале, куда
прибывали поезда из Бельгии и Голландии. Пройдя в туристическое агентство,
расположенное на вокзале, он довольно быстро выяснил, что прибывший вчера
мистер Вейдеманис заказал в агентстве место в отеле «Холлидей Инн», что на
бульваре Гренель.
Вейдеманис не прятался, не уходил от преследования.
Наоборот, он делал все, чтобы его могли легко найти. Поэтому и заказал себе
отель, не выходя из здания вокзала. Его «сопровождение» прибыло гораздо
позднее, глубокой ночью.
В десять часов пятнадцать минут утра Дронго появился в отеле
«Холлидей Инн», на бульваре Гренель, и, поднявшись по лестнице, постучал в
дверь номера Эдгара Вейдеманиса. Дверь ему открыл высокий худой мужчина с
копной седых волос. У него лихорадочно блестели глаза, он имел вид нездорового
человека: нос заострен, кожа землистого оттенка. Но он был еще довольно красив,
в чертах изнуренного болезнью лица проглядывало внутреннее благородство.
Примерно такой облик Эдгара и сложился в представлении Дронго.
