– Прежде всего, проси прощения за то, что сказал, будто я отдаюсь в свете всем подряд, и я отпущу тебе все грехи.
– Не возражаю, но при условии, что ты скажешь: мыслями ты всегда со мной.
Вместо ответа прелестница распахнула жаркие объятия.
– Послушай! – сказал Жан Робер. – Когда я тебя целую, я тебя вижу, касаюсь, чувствую твой запах, вдыхаю твой аромат, но не слышу, потому что наши губы сливаются в поцелуе, и ни одно слово не способно выразить то, что я при этом испытываю.
Значит, именно слух играет наименьшую роль в подобных обстоятельствах.
– Нет, нет, – сказала она. – Не говори чушь: это чувство ничуть не хуже других, потому что помогает мне услышать твои драгоценные слова.
Госпожа де Маранд была совершенно права, утверждая, что слух – чувство не хуже других. Прибавим, что в настоящих обстоятельствах он даже выходил на первое место.
Наши влюбленные любезничали, не сводя друг с друга глаз, обменивались поцелуями и не замечали – влюбленные такие рассеянные! – что время от времени занавеска в алькове трепещет, словно от сквозняка.
Только призвав на помощь зрение и заглянув за занавески,, наши влюбленные увидели бы человека, который, притаившись за пологом, изо всех сил старался, но не мог сдержать дрожь, объяснявшуюся неудобным положением.
Но случилось так, что в ту минуту, как Жан Робер шестью поцелуями положил конец разговору о шести чувствах, шпионивший за ними человек то ли разволновался от поцелуев, то ли не выдержал напряжения, находясь в неловком положении, и дернулся. Г-жа де Маранд вздрогнула.
Жан Робер, словно лишний раз доказывая свою невосприимчивость, не услышал или сделал вид, что ничего не слышит.
Но, почувствовав, как вздрогнула его возлюбленная, спросил:
– Что с вами, любовь моя?
– Ты ничего не заметил? – затрепетав, удивилась г-жа де Маранд.
– Нет.
– Ну так слушай, – предложила она, повернув голову в сторону кровати.
Жан Робер насторожился. Но, так ничего и не разобрав, он снова взял красавицу за руки и припал к ним губами.
Поцелуй – музыка, сто поцелуев – симфония. Под сводами часовни звучали тысячи поцелуев.
Но если мысль, словно дикую птицу, легко спугнуть, как совсем недавно утверждала г-жа де Маранд, то ангела-хранителя поцелуев испугать еще легче.
Шум, заставивший молодую женщину вздрогнуть, снова достиг ее слуха; теперь она вскрикнула.
На сей раз и Жан Робер услышал подозрительный звук. Он вскочил и пошел прямо к кровати, откуда, как ему показалось, доносился шум.
В ту минуту, как он потянулся к пологу, тот заколыхался.
Поэт перешагнул через кровать и столкнулся лицом к лицу с г-ном де Вальженезом.
– Вы? Здесь? – вскричал Жан Робер.
Госпожа де Маранд поднялась, не в силах сдержать дрожь.
Она была потрясена, когда вслед за поэтом узнала молодого человека.
Читатели помнят, как по-отечески предостерегал г-н де Маранд свою жену по поводу монсеньера Колетти и Лоредана де Вальженеза. Насколько молодой поэт казался ему порядочным в вопросах любви, настолько же епископ и развратник могли, по его мнению, опорочить имя жены. Он милостиво предупредил г-жу де Маранд, и молодая женщина в ответ на вопрос мужа: «Он вам нравится?» – заявила: «Он мне совершенно безразличен».
Из главы под названием «Супружеская беседа» читателям также стало известно, что банкир сказал о г-не Лоредане де Вальженезе:
«Что до его успехов, кажется, они ограничиваются успехом у светских женщин. Когда же он обращается к простым девушкам, то, несмотря на всяческую помощь, которую оказывает брату в подобных обстоятельствах мадемуазель де Вальженез, он иногда вынужден прибегать к насилию».
Мы помним, какое участие принимала мадемуазель Сюзанна де Вальженез в похищении Мины, невесты Жюстена.
Нам еще предстоит убедиться в том, что любезная сестрица помогала ему не только в похищении девушек.
У г-жи де Маранд была камеристка, статная красавица – мы встречались с ней, когда она впускала Жана Робера в «голубятню» г-жи де Марарнд.
Девушку звали Натали, и она была искренне.предана своей хозяйке.
Когда г-н де Вальженез признался сестре, что любит г-жу де Маранд, мадемуазель Сюзанна стала искать случай поселить у жены банкира своего человека, который мог бы в случае необходимости провести к Лидии г-на де Вальженеза.
И такой случай представился. По возвращении с вод г-жа де Маранд стала искать камеристку, и мадемуазель де Вальженез любезно предложила ей свою.
Это и была Натали.
Обычно мы не задумываемся над тем, какое огромное влияние имеет камеристка на свою хозяйку. Натали при малейшей возможности превозносила г-на де Вальженеза.
Г-жа де Маранд заполучила эту девушку от сестры героя многочисленных любовных подвигов, а потому не удивлялась, что слышит о нем много хорошего, принимая за признательность то, что являлось в действительности лишь умышленным подстрекательством.
Но из предыдущих сцен, а в особенности из той, что только что была нами представлена на суд читателей, явствует, что г-жа де Маранд по-настоящему любила Жана Робера; стоит ли говорить, что похвалы, которые источала Натали, не возымели на нее никакого действия.
В тот вечер г-н де Вальженез, доведенный до крайности равнодушием г-жи де Маранд, решился на отчаянный поступок.
Натали спрятала его в алькове, он просидел там два часа, явившись свидетелем любовных признаний Жана Робера и г-жи де Маранд, как вдруг Лидия услышала подозрительный шум, заставивший ее вздрогнуть.
Мучение становится настоящей пыткой, когда слышишь обращенные к сопернику слова: «Я люблю тебя!»
На мгновение г-ну де Вальженезу взбрело на ум явиться перед влюбленными, подобно голове Медузы.
Но к чему привело бы подобное появление?
К дуэли между Жаном Робером и г-ном де Вальженезом.
Даже если предположить, что дворянину повезет и он убьет поэта, смерть Жана Робера не заставит г-жу де Маранд полюбить г-на де Вальженеза.
А вот явиться на следующий день к молодой женщине и сказать: «Я провел вечер за вашей постелью, все видел и слышал, купите мое молчание за такую-то цену» – это позволяло надеяться на то, что г-жа де Маранд, боясь и за любовника, и за мужа, согласится перед угрозой на то, в чем упрямо отказывала вопреки самым нежным уговорам.
Именно это соображение и решило все дело. Г-н де Вальженез думал теперь лишь о том, как удалиться, потому что видел и слышал все, что хотел увидеть и услышать. Но не так-то легко выбраться из-за кровати; даже если вы идете крадучись, вас выдает скрип лакированных сапог или паркета, может шевельнуться занавеска – все это нарушает безмятежную тишину любовной сцены Так и случилось: г-н де Вальженез хотел было удалиться, но паркет скрипнул, и занавески шевельнулись.
