– Непростой – значит непростой.
– Да знаю… Депутат он.
– Депутат… Депутат – дело пятое.
– А четвертое с третьим?
– Говорят, шаманствует он… – «Зови меня Наташей, не ошибешься» понизила голос. – По настроению может такого нагнать… Век не расхлебаешь!
– Не верю я во все эти мистические штучки, – соврал Рыба.
– Ну, не веришь, так не верь. Мое дело – предупредить…
…Все последующие события (точнее было бы назвать их бесчинствами) Рыба-Молот помнил смутно. Кажется, он нарядился в облысевшую напольную шкуру и, рыча, бродил по квартире. Николаша при этом без продыху бил в шаманский бубен, размахивал колотушкой и выкрикивал что-то нечленораздельное. Затем они поменялись ролями, и теперь уже в бубен бил Рыба-Молот. А Николаша изображал из себя тотемное животное – то ли медведя, то ли росомаху. И странное дело – ничтожная, траченная молью и временем шкура, стоило прикоснуться к ней Николаше, моментально видоизменилась. Теперь это был полноценный мех – блестящий, свеженький, переливающийся самыми разнообразными волшебными оттенками. За одно прикосновение к нему гламур обеих столиц поубивал бы друг друга, повыдрал бы все волосы и сломал все ногти конкурентам. Когда же Николаше надоело ходить в шкуре и он сбросил ее на пол, та приняла свой обычный, затрапезный и занюханный вид.
– Шаман, ёптить! – возопил Рыба-Молот, падая ниц перед депутатом Городской думы. – Как есть шаман! Волшебник Изумрудного города!..
– Вот только про Изумрудный город не надо, – помрачнел Николаша. – Давай все выбросим отсюда на хрен!
– Что именно?
– Все!
– Заметано! А куда будем выбрасывать?
– В окно, куда же еще?
Первыми в окно полетели рекламные проспекты, агитационные материалы, микроволновка и импровизированный мини-бар. Затем настала очередь стульев, тахты, деталей стенки и холодильника. Вошедший в раж Рыба чуть не выпихнул вместе с наивным «Днепром» самого Николашу: в самый последний момент тот удержался за резинку, висевшую на дверце.
Потом они синхронно мочились, стоя на подоконнике и определяя попутно, у кого длиннее струя. Длиннее, намного длиннее оказалась у Николаши – и в этой, поистине невероятной длине снова проступило его шаманство.
– Давление тридцать атмосфер, как в пожарном брандспойте, – горделиво заметил Николаша.
– А в брандспойте тридцать атмосфер? – удивился Рыба. – Мне казалось, что меньше.
– В любой момент могу увеличить до тридцати. И даже до сорока. При дальности полета сто километров. Нет, двести! Нет, триста шестьдесят пять!
– А до полюса достанешь?
– Запросто.
– А… до Луны?
– Все может быть.
– А до звезды Шедар в созвездии Кассиопея?
– Это еще что за хрень?
– Это… м-м… звезда! Просто звезда.
– Наверное, могу и туда, если постараться. Постараться?
Рыба представил несчастных отроков, болтающихся где-то возле звезды Шедар. И представил струю Николаши, способную (в этом Рыба нисколько не сомневался) улететь за многие парсеки от дома и сбить звездолет «Заря» с заданного курса. И кому от этого будет радость?
Никому.
– Нет, не надо стараться. Я верю.
– А то давай!
– Я верю, верю! – Рыба, как мог, пытался отвести опасность от отроков. – Пошли лучше водку пить.
– Всегда! – воскликнул Николаша, приложив одну руку к сердцу, а другой застегивая штаны.
Остатки водки привели Рыбу в самое минорное расположение духа: он расплакался и сообщил, что ему никогда не везло с женщинами, хотя он и был дважды женат. И что его женщины были…
– Сучками? – предположил Николаша.
– Нет.
– Меркантильными тварями, которым только бабло подавай?
– Нет.
– Изменяли тебе?
– Тоже нет. Они были приличными женщинами, порядочными. Наверное, все дело во мне…
Пропустив самокритичный пассаж Рыбы-Молота мимо ушей, Николаша погрозил кулаком пустому углу, в котором еще недавно стоял холодильник «Днепр»:
– У-у, жабы!.. Давай напустим на них Нга!
Едва лишь странное буквосочетание было произнесено, как тусклая сорокаваттная лампочка под потолком начала мигать, из углов поползли черные тени, а перед глазами Рыбы, напротив, заиграли ослепительные в своей яркости вспышки, больше похожие на салют в честь регионального питерского праздника выпускников «Алые паруса». Параллельно со вспышками в оба Молотовских виска задолбило изнутри. Долбеж был узкоточечным, как если бы кто-то невидимый, сидящий в голове Рыбы использовал для своего грязного дела пики и дротики…
Или копья.
Или стрелы!
«Кто-то невидимый», как же! Рыба-Молот догадывался – кто.
– Что есть Нга? – спросил он у Николаши полузадушенным голосом.
– Нга – это Нга! – таким же полузадушенным голосом ответил Николаша. – Нга никого не пощадит. А можно не только твоих баб… Но и всех остальных…
Нга, должно быть, что-то темное, страшное (исходя из мигания лампочки, леденящих душу теней и долбежа в виски). Дежурными фильмами ужасов здесь не отделаешься. Дежурные фильмы ужасов – детский лепет! От внезапного осознания угрозы, нависшей над хрупким женским миром, над декольте Кошкиной, над задом Рахили Исааковны, а также другими, неизвестными Рыбе задами и декольте, он даже протрезвел. Черт бы с ними, известными и неизвестными, но Изящная Птица!.. Она ведь тоже женщина, следовательно – опасность угрожает и ей. А этого Рыба допустить не может, ни при каких раскладах.
– Давай обойдемся без Нга. Не будем никого тревожить…
– Точно? – Видно, Николаша и сам был не рад, что в запале упомянул темное и страшное, и теперь с облегчением давал задний ход. – Смотри… Я хотел как лучше. Хотел, чтобы моему другу было хорошо.
– Мне и так хорошо.
Это была чистая правда – виски наконец отпустило, лампочка перестала мигать, черные тени съежились и исчезли. А блаженное состояние алкогольного опьянения, наоборот, вернулось. И завладело Рыбой с новой силой. Обрадованный Рыба снова пустил слезу и поведал Николаше, что не далее как сегодня встретил любовь всей своей жизни – Изящную Птицу, чтобы тут же потерять ее, возможно – навсегда.
– Херня! – заявил Николаша. – Мы ее найдем!
– Каким же образом?
– Имя-фамилию знаешь?
– Как будто знаю…
– Завтра… Нет, сегодня… Отправлю депутатский запрос. Позвоню кому следует. Никуда она от нас не денется, увидишь! Из-под земли достанем, из-под оленьей цыцки!..
И снова Рыба представил себе – теперь уже Изящную Птицу, бьющуюся в силках партии власти и подчиненных партии институтов, в том числе силовых. Представил и ужаснулся: совсем не таким образом он надеялся отыскать любовь, совсем не таким. Категорически!
