Неизвестно, что произвело на Николашу большее впечатление, – сами слова или действо, им сопутствующее, но он затрясся, сполз на пол и забился под стол, закрыв голову руками. А потом и вовсе отключился. А неприятные звуки в голове Рыбы улетучились сами собой. Озадаченный таким поворотом дела, Рыба присел перед столом, с лежащим под ним депутатом, на корточки и впал в глубокую задумчивость. Означает ли происшедшее, что духам надоело пребывание в чужеродно-европейском теле и они всем скопом переместились в родные ненецкие пенаты? Вот если бы так!
Правда, в этом случае Рыба-Молот теряет свою власть над Маргарет Тэтчер Ямало-Ненецкого автономного округа, и ее снова приобретает Николаша.
Да и хрен с ней, властью.
Ничего хорошего от нее не будет, одна сплошная неловкость и двусмысленность. К счастью ли, к сожалению, но прелести Веры Рашидовны нисколько не воодушевляли Рыбу в долгосрочной перспективе. Особенно сейчас, когда он узнал о существовании Изящной Птицы. Вот кто мог составить его мужское счастье – Изящная Птица, а отнюдь не Вера Рашидовна, пусть и окруженная яхтами и виноградниками. Мысли Рыбы-Молота снова устремились к абстрактной долине Арарата, где бродили абстрактные звери, часть которых была занесена в средневековые бестиарии, а часть – в Красную книгу. Мысли устремились бы и дальше, непосредственно к Изящной Птице, но их полет был неожиданно прерван очухавшимся Николашей.
Для начала он застонал и открыл глаза – сначала правый, а потом левый. Не то чтобы Николашин взгляд напугал Рыбу-Молота, – скорее огорчил, таким он был тусклым и безжизненным. Припорошенным той самой серой землей, из которой были сотканы исчезнувшие божьи твари.
Нгылека не вернулись к старому хозяину – Рыба откуда-то знал это. Как знал и много чего другого. И это было новоприобретенное знание, целый пласт которого осел где-то в глубине. Оно касалось каких-то червей, и каких-то Красных Чумов, и каких-то Семи Сестер, и числа «семь» как такового, и громоздящихся друг на друга полувосклицаний типа «хэвы, хэхэ нензямда» и «хабцяко пин, пин». При желании можно было напрячься и разобрать это знание по косточкам, рассортировать и упорядочить его. Вот только желания у Рыбы не возникло. И вряд ли оно возникнет в будущем, ведь все то, что ему вложили в голову или в какие-то другие части тела, – ненужно и неприменимо. Неспособно украсить еще не написанную книгу «Из жизни карамели и не только».
Исследователю-энтузиасту Яну Гюйгенсу это было бы наверняка полезно. А скромному повару Саше Бархатову – нет, нет и еще раз нет!
А все, что неполезно, – нужно немедленно исключить из рациона и не мучить организм.
Придя к такому решению, Рыба-Молот приободрился и даже дружески подмигнул Николаше:
– Ну что, на каждую хитрую гайку найдется болт с винтом, а, депутат?
Видно было, что Николаше очень хочется ответить Рыбе, да так, чтобы век помнил, – но он благоразумно промолчал.
– Вылезай!
Николаша помотал головой и ухватился за ножку стола. Вылезать он не хотел, а может, не мог: уж очень слабым он выглядел. Да еще нездоровый румянец на щеках и бисеринки пота на лбу! Добросердечного Рыбу тотчас же накрыло волной жалости к страдальцу. Ведь по большому счету, ничего плохого депутат Городской думы ему не сделал. Разве что нажрался водки за Рыбий счет и совсем по-детски угрожал расправой и пугал злыми духами. На последнее обстоятельство не стоит вообще обращать внимание, а что касается пьяных ночных похождений… Будет что вспомнить впоследствии! – ведь жизнь Рыбы всегда протекала без особых потрясений: за вычетом нескольких армейских инцидентов, разводов с Кошкиной и Рахилью Исааковной и встречи с Изящной Птицей. Жизнь Рыбы была похожа на лениво колышущийся студень – так что немного горчички ей не повредит.
– Ты того… перегнул палку, брат, – примирительно сказал Рыба. – Но я на тебя не сержусь. И на жену твою не покушаюсь. Я вообще люблю другую! А что касается духов…
Губы Николаши мгновенно стали пергаментными, вступив в резкое цветовое противоречие с горящими, пунцово-красными щеками.
– Духи тебя убьют, вот увидишь, – тихо сказал он. – Эти духи – зло, а зло никого не щадит.
– Тебя же пощадило!
Николаша только рукой махнул:
– Я – другое дело. Я знаю, как с ними управляться…
– И управляйся себе на здоровье. Но ко мне с разговорами о них не подкатывай, даже слушать тебя не буду.
– Скоро ты никого не услышишь. И ничего не увидишь. Я’Миня падвы падарта ил малей…
В голове Рыбы незамедлительно послышались легкий треск и покашливание, и голос знаменитого синхрониста-переводчика Володарского произнес: «Написанная богиней запись подошла к концу».
А этот-то откуда взялся? – несказанно удивился Рыба-Молот, но углубляться в происходящее не стал. Лишь подумал о том, что голова его, видимо, весьма привлекательное место. И не только для духов. Это раньше никакой особой активности в ней не наблюдалось, но сейчас все может измениться. Если наплевать на угрожающий смысл фразы про некую богиню и некую запись.
Так он и поступит. Наплюет, и все тут.
– Есть хочешь? – с преувеличенным энтузиазмом спросил он у Николаши. – Ужин – пальчики оближешь. Обещаю.
– Ничего не хочу. И есть не хочу. И оставь меня в покое.
Рыба пожал плечами (в покое так в покое!) – и в это самое время в дверь кухни поскреблись.
– Алекса-андр Евгенье-евич! Можно к вам? – томно произнесла из-за двери Вера Рашидовна.
– Твоя! Зайдет сейчас, а ты под столом сидишь. Неудобно.
– Мой дом, где хочу – там и сижу, – ответил по-прежнему безучастный ко всему Николаша.
– Нет. Нехорошо это.
– А на чужое рот разевать хорошо?
– Говорю же тебе, не разеваю я, не разеваю!
– Александр Евгеньевич! – продолжала взывать Вера Рашидовна.
– Одну секундочку!..
Николаша ужом прополз мимо Рыбы-Молота и схоронился за стоящим у окна обогревателем.
– Меня здесь нет и не было, – сообщил он из-за белого, метр на метр щита. – И ты меня не видел.
– Как знаешь… Только глупости это все. Детский сад, штаны на лямках.
– На лямках или не на лямках – не твое дело, – ответствовал щит. – Посмотрим сейчас, как ты не покушаешься.
– Дурак!..
И в то же самое время двери кухни распахнулись и в нее влетела Вера Рашидовна.
– Кто это здесь дурак? – спросила она.
– Я. Я дурак, – тотчас нашелся Рыба. – Забыл положить лавровый лист…
– А пахнет божественно!
Сама Вера Рашидовна тоже пахла божественно. И выглядела ничуть не хуже, чем пахла: маленькое коктейльное платье из черного шелка, нитка жемчуга на шее, диадема в волосах. Дополняли картину обновленная прическа (крупные локоны, спадающие на плечи в художественном беспорядке), обновленный маникюр, обновленный макияж и сумочка-конверт, зажатая под мышкой.
