Криотерапия и воронки произвели неожиданный эффект: в мозгах Рыбы образовалась неожиданная легкость, как после продолжительного контрастного душа, и он вспомнил еще два бессмертных произведения Бетховена – оперу «Фиделио» и увертюру «Кориолан».
Хотя нет, не вспомнил (Рыба и знать не знал об их существовании) – навеяло.
– Я в твоих духах – не в пень ногой, – соврал он. – Но думаю вот что… Если я улечу, вряд ли они увяжутся. Они здесь привыкли… А если я останусь – всем будет только хуже. Выходит, улететь – самое верное решение. Не так?
– Так, – подтвердил Николаша.
– Только ты того… Денег мне одолжишь?..
Часть вторая
Кровать де Голля
Глава первая
в которой Рыба-Молот снова встречается со змеей-бортпроводницей, наставляет на путь истинный духов нгылека, прилетает в Москву, знакомится с гражданским мужем Кошкиной, готовит один экстраординарный кофейный напиток и, благодаря ему, неожиданно получает работу у олигарха по фамилии Панибратец
…С вещами, оставшимися на первой салехардской квартире Рыбы-Молота, пришлось расстаться навсегда. Заверни они еще и за чемоданом – и вожделенный московский борт улетел бы без А. Е. Бархатова. А так – оставался шанс успеть и на регистрацию, и на посадку.
Чтобы добраться до аэропорта, пришлось рискнуть хозяйским джипом как самой надежной и быстрой машиной. Но и здесь не обошлось без курьеза – Николаша наотрез отказался садиться за руль по причине недостаточной «длины ласт», как он выразился.
– Чего? – не понял Рыба.
– Ноги до педалей не достают, вот чего!
– Как же ты ездишь?
– Пассажиром, ёптить! Обычно Верка меня возит, а на работу и с работы и по всяким делам депутатским – служебка.
– А права-то у тебя есть?
– Права Верка мне купила, только не помню, где они… Валяются где-то, наверное.
– Как же мы поедем? – Изумлению законопослушного Рыбы не было границ.
– Ка`ком кверху! Ты за рулем, а я рядом. Водить умеешь?
– Вроде того… Умею… Только доверенность нужна.
– Ага. Ща нацарапаем, дождемся утра и у нотариуса заверим. Тебе в аэропорт надо или мне?!
– А если тормознут?
– Меня? Депутата Городской думы? – теперь уже изумился Николаша. – Ну, ты даешь! Здесь Веркин джип каждая собака знает…
Рыба-Молот тут же вспомнил историю местной собаки, с которой сняли шкуру заживо, и подумал: все-таки хорошо, что он покидает этот странный город. Пусть даже не увидев и не поняв его толком. Может быть, в отдаленном (очень-очень отдаленном) будущем он вернется сюда, выпьет с Николашей, послушает умника Яна Гюйгенса, проникнет в тайну странного словосочетания Болванский Нос и купит магнит на холодильник с туристически привлекательной панорамой Салехарда.
Магнит стоил того, чтобы вернуться, но что-то подсказывало Рыбе: Салехард он видит последний раз в жизни. Подведя жирную черту под Полярным кругом, Рыба переключился на мысли о безвозвратно утерянных вещах из чемодана. Что там было? Три пары обычных носков, две пары теплых, на козьем пуху; несколько пар трусов – по-английски сдержанных, без всяких мультипликационных завихрений; бритвенный прибор, банное полотенце, туалетная вода «Narciso Rodriguez for Him», три рубашки, счастливый галстук с обезьянами, который Рыба неизменно повязывал в первый день работы на новом месте; белые джинсы на выход, черные джинсы на каждый день, жилетка – кожаная на вид, но пошло дерматиновая по сути своей, шарф «Генри Ллойд», подаренный Кошкиной.
Вроде все.
Зимние вещи Рыба-Молот надеялся прикупить непосредственно в Салехарде, исходя из погодных условий местности, – но до свирепой салехардской зимы досидеть не получилось. Значит, придется обновлять гардероб совсем в другом месте.
Больше всего было жаль туалетную воду, галстук с обезьянами и «Генри Ллойда», – но галстук все-таки жальче. Зеленые обезьяны на желтом фоне стояли перед глазами Рыбы, как живые, – помахивали хвостами и так умильно морщились, что Рыба-Молот даже пустил по ним слезу. Как обычно, искренняя эмоция не осталась безнаказанной: отвлекшись на чертовых проститутских мартышек, он едва не впаялся в фонарный столб и лишь в самый последний момент избежал столкновения.
– Угробить нас решил?! Не видишь, куда прешь, что ли? – прикрикнул на шофера-неудачника Николаша. – Давай, поддай газу, залупа конская!
– Я попросил бы не выражаться… – поморщился Рыба, и тут же в его голове послышалось потрескивание микрофона. И вернувшийся в отчую будку синхронистов блудный сын Гоблин выдал целую простынь отборных ругательств в ответ на сиротскую «залупу». Озвучить хотя бы одно из них Рыба (в силу провинциального воспитания) не решился. Но был явно восхищен грозной силой и необузданностью русского ненорматива. И – прежде чем волевым усилием смикшировать звук – несколько раз произнес в пространство салона: «Иди ты!», «Охренеть, как круто!» и «Такое тоже бывает?!»
– Ни фига себе ты странный! – моментально отреагировал Николаша. – Сам с собой разговариваешь! Ну у тебя и тараканы в башке!
– У тебя, можно подумать, никто там не живет.
Брошенное вскользь замечание Рыбы направило мысли Николаши в русло возможного воссоединения с духами нгылека. Он почему-то уверовал в теорию о том, что консервативные духи ни за что не пересекут границы ареала Ямало-Ненецкого округа – хоть на самолете, хоть как. И только то и делал, что заставлял Рыбу «поддать газку» и даже норовил ухватиться за руль, чтобы скорректировать движение. Когда они добрались наконец до аэропорта, оказалось, что регистрация на московский рейс закончилась пять минут назад. Но и здесь Николаша не растерялся, а, выхватив депутатские корочки и размахивая ими, как самурайским мечом, метнулся к дежурному по аэровокзалу.
Спустя еще три минуты все проблемы были улажены, и Бархатов А. Е. прошел на посадку в сопровождении самого дежурного, начальника службы безопасности аэропорта и депутата законодательного собрания.
– Я тебя никогда не забуду, – вполне искренне сказал Рыба Николаше. – А деньги вышлю при первой же возможности.
– Лучше забудь, – вполне искренне сказал Николаша Рыбе. – И денег никаких не нужно.
После этого он добавил еще несколько слов на своем языке, махнул рукой, повернулся на сто восемьдесят градусов и ушел не оглядываясь.
Рыба, напротив, несколько раз оглянулся, мысленно пожелал депутату удачи, процветания и счастья в личной жизни. Затем извинился за косяк с депутатской женой, не преминув напомнить, что в произошедшем косвенно виноват сам Николаша. Нужно было держать своих духов под контролем и не выпускать из узды, если уж решил для себя, что без помощи потусторонних сил в этом мире не проживешь.
Успокоив таким образом нечистую совесть, Рыба вскарабкался по трапу на борт московской «тушки». И нос к носу столкнулся со змеей-бортпроводницей с «тушки» питерской. От удивления у Рыбы отвисла челюсть, но змея удивилась не меньше.
