3. Вечер пятницы встречаешь с западной стороны мельницы, на поле «ни для чего», лицом на закат. С тобой должна быть емкость с кашей и овощами, завернутая в штандарт французского маршала Сен-Сира. Штандарт лежит в верхнем правом ящике буфета в Голубой гостиной, в северном крыле. Операция по изъятию штандарта и доставке емкости в указанное место должна проводиться тайно и вдали от посторонних глаз.
4. Дождавшись заката, внимательно наблюдаешь за тенью от верхнего мельничного крыла. Когда тень упадет на одинокую сухую лиственницу, стоящую неподалеку, лиственница исчезнет. А на ее месте возникнет башня, и откроется проход. Смело иди к башне и стучи в ее ворота три раза. Подождав тридцать секунд, снова стучи три раза. Когда ворота откроются – входи не раздумывая и ничему не удивляйся. И помни: держать язык за зубами – благо.
5. Данная памятка обязательна к неукоснительному исполнению.
Пятый пункт был последним по счету. Когда Рыба дочитал его до конца, пергамент вспыхнул синим пламенем и в долю секунды догорел дотла. Даже пепла от него не осталось. Зато пальцам Рыбы стало нестерпимо горячо, как будто он обжегся о раскаленную сковороду. По инерции поднеся пальцы к мочке и не найдя ее на привычном месте, он тут же вспомнил волосатую проехидну Веру Рашидовну. И мысленно послал ей очередное проклятье, снабдив его воздушным поцелуем. Воздушный поцелуй потащил за собой мысли о поцелуе французском – как прелюдии к тому безобразию, которое произошло между Рыбой и Железной Леди в полярном Салехарде. Безобразие – скадрированное, смонтированное и хорошо освещенное – предстало перед внутренним взором Рыбы, как живое. И, вызвав легкое волнение в крови, моментально растаяло. Единственным положительным результатом его недолгого визита стала уверенность Рыбы в том, что конверт все-таки не был радиоактивным и все приближенные к паху органы функционируют нормально.
Пользуясь моментом, он вспомнил еще и змею-бортпроводницу (как она размахивала форменным жакетиком, намереваясь показать стриптиз), Кошкину (на заре супружеской жизни), Рахиль Исааковну (на заре супружеской жизни), сестру Рахили Исааковны – Юдифь Исааковну, сволочной механизм, который хотелось разобрать до основания. На Юдифи Исааковне завод у Рыбы-Молота кончился.
Вместе с заводом улетучились и все пять пунктов из «Памятки для бесстрашного помощника Великого Дракона». Остались лишь их жалкие обрывки в виде штандарта французского маршала Сен-Сира (а может – немецкого маршала Гудериана?), лежащего то ли в верхнем, то ли в нижнем ящике какого-то буфета в какой-то из сраных гостиных, число которым квадрильон. Сколько стаканов гречневого продела необходимо для приготовления каши-микс? Сколько моркови? Сколько головок чеснока? О каком сухом дереве шла речь? О сосне из реликтового бора? О березе из реликтовой рощи? Единственное, что дословно вспомнил Рыба, был пункт № 5:
«Данная памятка обязательна к неукоснительному исполнению».
Но Памятки больше не существует, она сгорела к чертовой матери! Тот, кто придумал фокус с пергаментом, – тот еще придурок, неважно – человек он или Великий Дракон. Нельзя требовать от среднестатистического повара, чтобы он запомнил кучу текста с одного прочтения! К тому же пятница (кажется, в пергаменте речь шла именно о пятнице) уже наступила.
Рыба стал биться головой о стену – в надежде, что первые четыре пункта всплывут в мозгах на гребне ударной волны. Но стена, залепленная амортизирующими тканевыми обоями, успешно гасила волну, на которую так надеялся Рыба. И он переместился в санузел и стал биться о кафель. Со все тем же плачевным результатом. Содержимое черепа, недовольное столь варварским к себе отношением, немедленно начало подсовывать Рыбе решения одно нелепее другого:
можно проникнуть в кабинет Панибратца и договориться с Имамурой, чтобы тот раздобыл копию пергамента;
можно проникнуть в кабинет Панибратца и договориться с самим Панибратцем о том же самом;
можно никуда не проникать, а просто сказать хозяину, что пакет был утерян безвозвратно;
навсегда свалить из поместья под покровом ночи, как свалило семейство молдаван, оставив после себя лишь пустые плечики в платяном шкафу.
Но где гарантии, что его не перехватят у Ленинградского вокзала, как перехватили вороватого итальяшку на подъезде к «Шереметьеву»? Не перехватят и не испепелят?..
– Ты ох…ел, скот! – раздался в голове основательно подзабытый голос Гоблина. – Ты чё здесь колебания устраиваешь?! И без тебя, нах, всю жизнь трясет в этой гребаной стране, а ты еще добавляешь! Не хочешь срать – не мучай жопу.
Пока Рыба соображал, что могло бы означать последнее гоблинское высказывание, прорезался синхронист-переводчик Володарский:
– Иди-ка ты спать, любезный, – покашляв и посопев в микрофон, сказал Володарский. – Утро вечера мудренее.
Это была первая здравая мысль за последние пятнадцать минут, и Рыба решил ей последовать.
Утро вечера мудренее. Это точно. А там, глядишь, все и рассосется.
…В эту ночь сны Рыбе-Молоту не снились. Но проснулся он намного раньше, чем просыпался обычно, – где-то в пятом часу. Причиной столь раннего пробуждения стала резь в глазах неясной этимологии. Не вставая с кровати, Рыба принялся тереть глаза руками, но резь не проходила. Тогда он попытался поднять веки, но вместо привычного комнатного интерьера возникла заставка (какая бывает, когда телеканалы уходят на профилактику): цветные вертикальные полосы и маленький логотип телевизионной башни в левом нижнем углу.
Вот оно! Началось! – с ужасом подумал Рыба. – «Памятка обязательна к неукоснительному исполнению»! А если у кого-то недостаточно клепок, чтобы вызубрить ее, – тот, предварительно помучившись, лишается зрения. А без зрения список занятий, которым можно посвятить себя, резко сокращается. Из доступных на ум Рыбе пришли лишь сомнительного качества профессии телевизионного проповедника, публичного политика, эстрадного певца и – гораздо более благородные – оперного певца и настройщика роялей. Про слепого настройщика они с Рахилью Исааковной видели фильм по телевизору. И Рахиль Исааковна даже плакала над его горестной судьбой, но в самом финале выяснилось, что настройщик – преступник, сексуальный маньяк и серийный убийца. На преступление и сексуальное насилие Рыба не способен, так же как и на настройку роялей. У него нет голоса, чтобы петь в опере. И нет ни шизофрении в обостренной форме, ни изощренного цинизма, чтобы стать телевизионным проповедником. Остаются профессии публичного политика и эстрадного певца. С этими-то Рыба справился бы стопудово, но, опять же, – необходим первоначальный капитал, хотя бы в миллион зеленых. А такие деньги есть только у Панибратца, хотя…
У Панибратца не деньги, а финансовые потоки.
Пока Рыба-Молот раздумывал, чему посвятить себя, когда придет полная слепота, резь в глазах не то чтобы стала сходить на нет, но приобрела любопытный вектор. Как будто нечто острое и колючее, засевшее в глазах, стремилось выбраться наружу. Профилактическая заставка мигнула, сменилась заставкой какой-то новостийной программы, затем заставкой программы «Серебряный шар», затем заставкой программы «Играй, гармонь!», а потом перед взором Рыбы возник Действующий Президент, который принимал у себя в кремлевском кабинете кого-то из силового блока. Внизу, бегущей строкой, шли курсы валют. Рыба отметил про себя, что евро вырос, а доллар, наоборот, опустился. Интересно, как долго продлится его падение и каким образом это отразится на зарплате?..
