Больше из мебели не было ничего.
И на стенах не было ничего. И на полу. Один голый и негостеприимный камень.
Кроме двери, через которую Рыба-Молот проник в зал, существовала еще одна – ведущая в лифт. Самая обычная, какие встречаются в любой панельной девяти- и двенадцатиэтажке. На ней висела табличка с номерами служб, ответственных за эксплуатацию. А ее поверхность украшало некоторое количество стандартных подъездных надписей и пиктограмм. Будь их больше, и столбик непонятных цифр обязательно затерялся бы. А так он читался совершенно отчетливо.
1984
1988
1991
1998
2002
2005
Никакой определенной системы в цифрах (а вернее – датах) не просматривалось. И поначалу – вспомнив о кольцах на тарелке – Рыба решил, что речь идет об олимпиадах: следующей после московской лос-анджелесской и так далее. Но 1991-й в олимпийский цикл не вписывался, зато отсылал к августу и смене власти в стране. Дефолтный 1998-й продолжил линию знаменательных событий, а вот на 2002-м и 2005-м линия благополучно обрывалась. Нельзя же назвать судьбоносными для России год знакомства Рыбы-Молота с первой женой Кошкиной. И год знакомства со второй женой Рахилью Исааковной.
Рыба еще успел подумать, что, возможно, это цифры из магического квадрата Альбрехта Дюрера, восстановленного знаменитым уфологом В. Г. Ажажей. А вот про зашифрованную формулу создания философского камня подумать уже не успел: в недрах «Восточного Панибратца» что-то ухнуло, крякнуло и загудело.
Это спускался лифт.
Когда дверцы его распахнулись, Рыба увидел всемогущего дракона-олигарха и его жену Марь-Сергевну. Панибратец был в смокинге, а Марь-Сергевна – в длинном вечернем платье цвета давленой вишни и такого же цвета перчатках. И с крошечной сумочкой «D&G» на сгибе правого локтя. Глаза у Марь-Сергевны были завязаны.
Увидев Рыбу с судком, Панибратец подмигнул повару и приложил палец к губам.
– Ну же, дорогой мой! Скоро уже? – капризным голосом произнесла Марь-Сергевна.
– Потерпите, моя дорогая. Еще несколько минут, и мы будем на месте.
Сказав это, Панибратец подхватил Марь-Сергевну под руку и стал вместе с ней нарезать круги по залу
– А что это за место? – спросила жена дракона-олигарха на середине дистанции.
– Москва-Сити, – бросил Панибратец.
– Но ведь она же еще не достроена!
– Вверху не достроена. А внизу, на подземных этажах, давно и успешно функционирует.
– У меня уже глаза болят… И веки режут… И ресницы затекли… А макияж? Что будет с моим макияжем?
– Ничего страшного с ним не случится, поверьте!
– И кто только придумал эти дурацкие повязки?!
– Не я, поверьте! Это условие Клуба Избранных. Первый визит в клуб осуществляется именно так, с завязанными глазами, в сопровождении как минимум одного действительного члена…
– И жене Лужкова завязывали?
– Конечно.
– И Чубайсу?
– Безусловно.
– А кто его сопровождал?
– Кто-кто… Егор Гайдар, кто же еще…
– Выходит, Егор Гайдар главнее, чем Чубайс?
– В определенном смысле – главнее, как более старый член клуба.
– А певица Валерия?
– Певица Валерия тоже через все это прошла и не жаловалась, что у нее ресницы затекли…
– Ой, как интересно! Значит, вы видели Валерию?
– Неоднократно.
– Я ее очень, очень люблю! А как вы думаете, дорогой мой, ее нынешний муж, Пригожин, – приличный человек?
Панибратец скривил лицо и поднес два пальца к горлу, всем своим видом показывая, как ему остобрыд весь этот никчемный, псевдосветский разговор.
– Вполне, вполне приличный, моя дорогая!
– А они тоже сегодня будут?
– Кто?
– Валерия с мужем Пригожиным.
– Не исключено.
– И вы меня им представите?
– Думаю, проблем не возникнет…
– А жена Лужкова будет?
– Обещала приехать.
– А кто-нибудь из знаменитых иностранцев? Ну там – сэр Элтон Джон… Или Патрисия Каас?
– Дорогая моя, иностранцы не могут быть членами нашего клуба. Только граждане РФ. Но в своем непосредственном качестве они иногда присутствуют.
– В своем непосредственном качестве?
– Развлекают публику.
– И я всех увижу?
– Всех до единого.
Марь-Сергевна неожиданно остановилась и принялась подпрыгивать на месте и размахивать сумочкой.
– Чудесно! Чудесно!.. А вам должно быть совестно, дорогой мой! Мы вместе так долго, а вы ни разу не выводили меня в свет. Я уже начала думать, что вы меня стыдитесь…
– Теперь пришло время исправить ошибку, – заявил Панибратец и увлек Марь-Сергевну к одному из кресел. Усадив в него жену, он сообщил громовым голосом: – Пришли!
– Пришли? – переспросила Марь-Сергевна.
– Да. Конец пути.
Словосочетание «конец пути» показалось Рыбе-Молоту зловещим и заставило поежиться. Зато Марь-Сергевна никакого подвоха не почувствовала. И снова начала хлопать в ладоши и нетерпеливо подпрыгивать – теперь уже в кресле. И Рыба подумал: чем черт (а уж тем более всемогущий дракон-олигарх) не шутит! Может, они и вправду находятся в подвалах Москва-Сити; и сейчас распахнется единственная дверь, а лифт начнет порционно выплевывать сильных мира сего, о которых упоминала жена Панибратца.
Но за дверью было тихо, а лифт и не собирался работать на спуск.
Панибратец между тем аккуратно снял повязку с глаз Марь-Сергевны и отступил на два шага от кресла. Прозревшая Марь-Сергевна потерла пальцами глаза и закрутила головой в разные стороны. Спустя несколько секунд выражение радостного ожидания на ее лице сменилось недоумением, а затем и растерянностью.
– Это и есть клуб? – разочарованно протянула она.
– Да, – коротко ответил Панибратец. – Одна из его гостиных.
– Ужасное место. Подземелье какое-то. И сыро. И мебель дрянная. Никогда не поверю, что здесь бывают жена Лужкова и певица Валерия!
– Да и плевать, что не поверите.
Последняя реплика мужа произвела на Марь-Сергевну угнетающее впечатление. Она сморщила лицо, собираясь заплакать, и тут увидела Рыбу-Молота, тактично подпиравшего стену и прижимавшего к груди судок с кашей-микс.
– Что за хреновина! – воскликнула Марь-Сергевна, сразу передумав плакать. – Это же наш повар! Ты что здесь делаешь? Он что здесь делает?!
