Увидев расхераченные плоды рук своих (а вернее будет сказать – спины своей), Рыба захохотал как ненормальный. И хохотал пятнадцать минут кряду. Очередной взрыв смеха вызвала шерсть, попершая из каждой поры. Шерсть была мягкая, шелковистая, с отливом в умбру с охрой – и чрезвычайно понравилась Рыбе.
– Тибетский як! Тибетский як! – заорал он дурниной. – Рога дайте! Дайте рога, суки!!!
Так и не дождавшись рогов и бонуса в виде хвоста и копыт, Рыба выскочил в коридор и стрелой помчался по дому. За последующие сорок минут он в извращенной форме изнасиловал средневекового рыцаря (стоявшего в Зеленой гостиной), чучело гепарда (стоявшее в Пурпурной гостиной) и мраморную фигуру греческого бога торговли Гермеса (стоявшую в Главном Зале Приемов). После чего временно мутировавшее либидо Рыбы-Молота потребовало еще более острых ощущений, которые мог дать ему только семейный доктор Дягилев.
В поисках Дягилева Рыба ворвался в процедурную, опрокинул кушетку и две капельницы, взломал паркет и содрал со стены дубовую обшивку – вдруг ушлый Дягилев схоронился там? Естественно, доктора (который, на свое счастье, отправился в Главное аптечное управление закупать витамин С в ампулах) за дубовой обшивкой не обнаружилось. Зато обнаружилась железная дверь с латунным кольцом на медной ручке и покрытой благородной патиной табличкой:
«Кабинет Начальной Военной Подготовки».
Не справившись с дверью, но оторвав кольцо, Рыба-Молот попытался вставить его себе в нос, чтобы сходство с тибетским яком было полным. Кольцо вроде бы вставлялось, но держаться на хрящах отказывалось категорически. Тогда Рыба зажал его края первым подвернувшимся под руку медицинским инструментом (им оказались хирургические щипцы) – и продолжил поиски доктора уже с кольцом в носу.
Поиски успехом не увенчались, и, слегка поумерив изыскательский пыл, Рыба вернулся к себе в комнату, обнаружил сумку на колесах, презентованную старшей горничной Анастасией, и решил что сейчас самое время заняться сборами во Вьетнам.
Вещей, как уже говорилось, у Рыбы было немного: купленные третьего дня синтетические черные плавки с надписью «Bamby», несколько футболок, шорты, вьетнамки, гавайская рубаха навыпуск, соломенная шляпа, солнцезащитные очки (топорная подделка под фирму «Vogue») и красный шейный платок. Все это добро заняло ровно одну пятидесятую объема сумки, и Рыба решил дополнить утлый багаж еще каким-то скарбом. Порыскав по дому, он принес шторы из Пурпурной гостиной, две сковороды, аэрогриль, вафельницу и соковыжималку из кухни, тиски из слесарной мастерской и паяльную лампу из кладовки. Теперь сумка была заполнена ровно наполовину и выглядела весьма внушительно. Как у настоящего путешественника. Как у вечного искателя копей царя Соломона. Удовлетворенный Рыба бросил сверху еще и Марселя Пруста с закладкой на странице № 431, после чего попытался приподнять сумку.
Сделать это ему не удалось.
Почесав репу и посовещавшись сам с собой, Рыба выложил Пруста и снова попытался приподнять сумку. Теперь мандула на колесах пошла ему навстречу и легко оторвалась от пола. Рыба снова сунул Пруста, выложив при этом шторы, паяльную лампу, аэрогриль и соковыжималку. Но даже при отсутствии всех этих вещей сумка оказалась неподъемной. Еще несколько часов Рыба экспериментировал с Прустом и остальными обитателями мандулы. Оказалось, что хреново «Обретенное время» – со скрипом и скрежетом зубовным – может терпеть рядом с собой лишь три вещи: плавки, соломенную шляпу и шейный платок. Логичнее было бы отказаться от Пруста в пользу всего остального, включая такие необходимые для курорта причиндалы, как тиски и паяльная лампа. Но измененное вакциной сознание Рыбы зациклилось на чертовом Прусте, как будто в конце чертова повествования его ждали миллион долларов и вид на жительство в швейцарском кантоне Граубюнден. А последним аргументом в пользу «Обретенного времени» стало то, что теперь Рыба-Молот вовсе не Рыба-Молот, а самый натуральный тибетский як с шерстью до пола. И всякие там футболки с шортами и гавайскими рубахами ему вроде бы больше не нужны.
Так же, как и полотенце, бритвенный станок, зубная нить и прочие гигиенические приблуды.
Это неожиданное и в высшей степени чудесное открытие вдохновило Рыбу-теперь-уже-Яка на новые подвиги по раскатыванию дома по бревнышку. Взяв за образец процедурную, он вскрыл паркет еще и в многострадальной Пурпурной гостиной, прижег зажигалкой оригинал картины Клода Моне «Пруд в Монжероне» и сломал о колено мраморную каминную доску. После чего метнул ее осколок в голову прибежавшего на шум Михея. Пролетев в полуметре от егеря, доска столкнулась с переносицей прибежавшего на шум садовника Эльчина. Крепкий, взращенный на азербайджанских фейхоа, Эльчин сумел устоять на ногах и даже послал осколок обратно в Рыбу.
Точный удар в мгновенье ока лишил Рыбу сознания.
Все последующее зафиксировалось в его памяти крошечными, никак не связанными между собой отрывками. Причем большинство отрывков носило ярко выраженный анимационный характер, как будто Рыба сидел в темном зале и смотрел мультфильм из собственной жизни. Местами этот мультфильм был кукольным, местами – рисованным, местами – так перегруженным компьютерными спецэффектами, что у Рыбы становилась дыбом вся его тибетская шерсть.
Выглядело это примерно так: к сидящему в кинозале Рыбе самопроизвольно подплывал экран со стоп-кадром кукольного доктора Дягилева (Дягилев в видениях Рыбы всегда возникал в виде куклы).
– Не жилец! – авторитетно заявлял Дягилев, открывая кукольный рот и тыча в Рыбу кукольным пальцем. – Кома – вещь серьезная и непредсказуемая. Боюсь, что в данном конкретном случае мы наблюдаем термальное состояние.
На этом кукольная тема обрывалась и начиналась рисованная – с егерем Михеем. Михей подкатывал к Рыбе вместе с другим мультперсонажем – садовником Эльчином, подозрительно смахивающим на товарища Саахова в исполнении народного артиста Этуша. Из глаз Эльчина-Саахова-Этуша лились слезы раскаяния, а из заросшей пасти – универсальное кавказское междометие «Вах, вах, вах!».
– И чё это за фигня такая? – спрашивал егерь.
– Термальное состояние – не что иное, как конечная стадия жизни. Преагония, агония и, как вы можете догадаться, – клиническая смерть, – пояснял доктор.
– Да-а! Что и говорить! Все там будем, прости господи…
– Вах, вах, вах!
– А тебе, Эльчинушка, еще и дадут на всю катушку. За непредумышленное убийство!
– Вах, вах, вах!..
– А шерсть на нем почему выросла, доктор? – никак не хотел уняться любознательный Михей. – Тоже термальное состояние?
– Думаю, это побочный эффект вакцинирования…
– Его, наверное, побрить придется… Перед тем, как в гроб класть. Собакой-то в гробу лежать радости мало. Или этим… волосатым… мамонтом, во! И вообще – не по-христиански в таком виде его закапывать… Человек все-таки, какой-никакой.
– Можно и побрить, – подумав, согласился Дягилев.
На следующих нон-стоп киносеансах Рыба увидел:
