Что еще не слава богу? – со злостью и тоской подумал Рыба, но все-таки дал себе труд взглянуть на дисплей.
Лучше бы он этого не делал!
«ЭТО НЕ ОНА! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА! ЭТО НЕ ОНА!!! СБОЙ ПРОГРАММЫ! ЭТО НЕ ОНА!!! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА! ОШИБКА! НЕ ПОДХОДИ!!! БУДЕШЬ ИДИОТОМ, ЕСЛИ ПОДОЙДЕШЬ! СБОЙ ПРОГРАММЫ, СБОЙ ПРОГРАММЫ, СБОЙ ПРОГРАММЫ! НЕ ПОДХОДИ! ЭТО НЕ ОНА!» – как сумасшедшая взывала к Рыбе-Молоту сеть PGN.
А из него как будто выпустили весь воздух.
Он не сдвинулся с места даже тогда, когда Изящная Птица Ануш Варданян положила в пакет четыре спелых лиджи и отошла от лотка. И направилась в противоположную сторону. А Рыба все смотрел ей вслед: смотрел и смотрел, пока она не скрылась из глаз.
Странное дело: он ничего не чувствовал. То есть – вообще ничего. Изящная Птица тихо упорхнула из Рыбьего сердца. Некоторое время ее сопровождал чайка по имени Джонатан Ливингстон, но вскоре вернулся и он. И, покружив над Рыбой-Молотом, нагадил ему на голову
К деньгам, наверное, – меланхолично и отстраненно подумал Рыба.
Он не стал объяснять произошедшее подбежавшим добровольным помощникам за полтора доллара. Да и что объяснять, если дал себе труд выучить по-вьетнамски только одно выражение: «Тяо Домти», что вроде бы означает «Здравствуй, товарищ!». Вместо объяснений Рыба всучил им кошелек с деньгами и все, что нашел в карманах, – жевательную резинку, солнцезащитные очки, сложенный вчетверо список продуктов, нитку дешевого жемчуга, зубную нить; ключ от кухонного шкафа, где хранились пищевые эссенции; недавно купленный магнит на холодильник – с изображением двух вьетнамок, стирающих белье в Меконге. Рыба хотел отдать еще и телефон, но в последний момент передумал и оставил его при себе.
Последующие три часа он бесцельно бродил по лагуне, стараясь воскресить в памяти образы дорогих ему женщин. Но ничто не вызывало в Рыбе-Молоте энтузиазма: ни Вера Рашидовна с мумифицированной орхидеей в волосах, ни декольте Кошкиной, ни аппетитный зад Рахили Исааковны. Ни даже искрометный палец-зажигалка «Поппинс! Мэри Поппинс!» – величайшей женщины на свете. В отчаянии Рыба-Молот попытался вытащить на разговор Гоблина с господином Володарским, но те, по своему скотскому обыкновению, не откликнулись.
Мысленно обозвав их «вонючим харыпьем», Рыба устроился под пальмой и долго смотрел на волны, а потом переключился на выползшего непонятно откуда краба по имени «пальмовый вор».
Пальмового вора он видел впервые, и нельзя сказать, чтобы это беспозвоночное ракообразное потрясло его воображение: на экране телевизора «вор» смотрелся намного внушительнее.
– Сдохнуть, что ли? – обратился Рыба к беспозвоночному за неимением других собеседников.
И тут же почувствовал вибрацию в шортах: это активизировался телефон.
Ну, с приплыздом! – поприветствовал он сеть PGN. – Чего сейчас отчебучишь?
«РАНО, ИДИОТ! – отвечала сеть на его предыдущий вопрос. – ТЕБЯ ЖДУТ ВЕЛИКИЕ ДЕЛА! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА ИСПРАВЛЕНА! КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА ИСПРАВЛЕНА!»
С чем вас и поздравляю. – Рыба, откинулся на белый песок и закрыл глаза. – Не спятить бы от такой радости!
Сколько он пролежал вот так, с закрытыми глазами, Рыба-Молот не знал. Наверное, не очень долго: ровно до тех пор, пока на его лицо не упала неожиданная тень. Неожиданная и тревожная. Это не была тень от пальмы и не была тень от облака. Корни ее были гораздо крепче и не подчинялись ни ветру сирокко, ни ветру памперо. Ни даже звездному ветру. И «Поппинс! Мэри Поппинс!», величайшая женщина на свете, ничего не смогла бы сделать с этой тенью, как бы ни старалась. По спине Рыбы-Молота пробежал холодок, но он все же слегка разлепил веки, чтобы исподтишка взглянуть на столь диковинное природное явление.
Рядом с ним сидел на корточках мужчина – и именно ему принадлежала тень, часть которой своевольно заползла на Рыбу. На вид мужчине было около сорока, и его бесцветная внешность ни о чем не говорила Рыбе.
Вот только сильно разветвленный шрам под подбородком… Определенно, Рыба где-то видел его! Но где?
– Чудесная страна – Вьетнам, не правда ли? – сказал мужчина, моментально ухватив взгляд Рыбы и более не отпуская его.
– Да… Ничего себе странишка. – Рыба приподнялся, сел и стал стряхивать с себя песок.
– Давно здесь?
– Три недели.
– Отдыхаете?
– Не совсем. Но стараюсь совмещать приятное с полезным.
– Получается?
– Когда как.
– Много работы?
– Людей вокруг много…
– Достает?
– Бывает.
– Хотелось бы уменьшить их количество?
– Иногда.
– Кардинально уменьшить?
– Еще бы! Хотя бы до трех.
– А до одного?
– До одного – это из области несбыточных мечтаний…
– Отнюдь.
– …Как если бы я был личным поваром генерала де Голля. Слыхали про такого?
– Де Голль давно умер.
– Да, меня ввели в курс дела. Жаль его. Мощнейший был старикан, я вам скажу. «Ибо Франция не одинока! Она не одинока! Она не одинока…»
– Он умер, но многие другие живы. И собираются жить еще долго. И приносить исключительную пользу обществу.
– Флаг им в руки. – Рыба произнес это самым беспечным тоном.
– Я бы даже уточнил: президентский штандарт.
– А есть разница?
– Вы идиот, что ли? – не удержался от традиционного вопроса мужчина.
Теперь (только теперь!) Рыба наконец-то вспомнил его. Они вместе летели в Салехард, и тогда Рыба принял мужчину за энтомолога. Охотника за редкими видами насекомых, который никогда не попадается на контрабанде.
– Я вас знаю! Мы с вами как-то летели в одном самолете! В Салехард, помните?
– Да. – Мужчина не выказал никаких признаков удивления. – Летели. Пути господни неисповедимы, не так ли?
– Так, – задумчиво повторил Рыба. – Пути господни неисповедимы.
– Меня зовут Андрей Андреевич. Будем знакомы.
– Будем. Меня зовут…
– Александр Евгеньевич Бархатов.
– Так вы тоже меня знаете? – изумился Рыба-Молот.
– По долгу службы.
– А вы кто?
– Об этом позже…
– А я, если честно, принял вас за энтомолога. Еще когда мы в Салехард летели.
– Есть немножко, – честно признался Андрей Андреевич.
– А вы сами… За кого меня приняли?
– А то вы не знаете! За кого вас все принимают… Но вы при этом человек честный. И отменный повар. И вообще, есть в вас что-то такое. Иррационально-притягательное. Одним словом, вас нам уже давно рекомендовали. На самом верху.
