Он заметил, как изменилось ее лицо, поставил бутылку и нахмурился.
– Что-то не так, любовь моя?
– Нет-нет.
Блейк пристально на нее посмотрел, взял за руку и ласково погладил, как гладят маленького любимого котенка.
– Точно?
Кожу тут же закололо, защекотало. Тилли и не знала, что у нее столько чувствительных клеток.
– Знаешь… это смешно, но Саймон всегда называл меня «дорогая». Словно мы пожилая пара восьмидесяти лет. Мне это действовало на нервы, но я почему-то ему не возражала.
Блейк большим пальцем водил по жилочкам у нее на запястье.
– Почему?
Тилли дернула плечом.
– Наверное, я почти что ожидала, что он меня бросит, и поэтому ничего не говорила. Больше таких ошибок я не повторю. Если что-то меня будет беспокоить, то сразу скажу.
– Тебе, может, неприятно, что я называю тебя любимой и малышкой?
– Нет, мне нравится. Так что продолжай, особенно когда поблизости кто-то есть.
– Отец называл маму «любимая», – помолчав, произнес Блейк. – Я не помню, чтобы он обращался к ней по имени… Гуэн.
– А как она называла его?
Губы Блейка растянулись в улыбке.
– Она тоже называла его любимым. Но иногда Эндрю, если сердилась. Но они не часто спорили. Всего пару раз, но, может, наедине все же спорили.
– Ты был единственным ребенком?
– Нет, – вздохнул он. – Мать потеряла ребенка – девочку, семимесячную. Мне тогда было два года. Я ничего не помню. Мама раз от разу говорила о ней. Потом я понял, что это случалось на день рождения моей сестры. Ее звали Луси. После того, как мама ее лишилась, ей удалили матку. Думаю, она ужасно переживала – ей хотелось иметь большую семью. Она была создана для этого. Но отец всегда говорил, что уж лучше иметь только одного ребенка, чем потерять ее. И вот что потом случилось.
Тилли была рада, что Блейк открыто делится с ней своими горестями. Он начинает ей доверять – это хорошо. Значит, он чувствует близость с ней. Почему-то ей это важно. Пусть у них всего лишь флирт, но ей приятнее думать, что она для него не просто временная любовница и что у них не только секс, но общие чувства, мысли и тревоги. Несмотря на его беспечность, Тилли догадывалась, что он в душе одинокий человек и привык держать свои переживания при себе. Ему с детства приходилось быть сильным ради отца. Наверное, это сделало его одиноким, заставило закрыть на замок свои переживания, чтобы никто не приблизился к нему, чтобы узнать и понять его.
– Отец тяжело переживал потерю твоей сестры? – спросила Тилли.
Блейк уставился в бокал с вином.
– Намного легче, чем смерть мамы. Он почти не упоминал Луси. Но, думаю, с отцами все по-другому. Они не так близко связаны с ребенком, как мать, которая его выносила в себе.
Тилли переждала минуту и снова спросила:
– А ты не видишь себя отцом… когда-нибудь? Даже если официально не будешь женат?
Он то ли улыбнулся, то ли грустно усмехнулся.
– Вот уж о чем я не думаю, так об этом. С меня хватает забот об отце, чтобы взвалить на себя еще и эти обязанности.
– Ты не хочешь наследника, которому перейдет Макклелланд-Парк?
– Для начала я должен вернуть его. А пока что ничего не ясно.
– Но если это произойдет, разве ты не захочешь, чтобы твоя плоть и кровь унаследовала родовое поместье, чем снова продать его постороннему человеку?
Блейк больше не выглядел искренним и открытым. Будто захлопнулись ставни на окне.
– Моя задача – вернуть Макклелланд-Парк отцу. Вот все, что занимает меня сейчас.
Тилли чувствовала, что давить на него не надо. Интересно, он не собирается заводить семью из-за трагедии с родителями или он на самом деле не желает связывать свою жизнь с кем-либо? Многие современные мужчины все позже и позже становятся отцами. Но мужчины могут себе это позволить – они могут это сделать почти в любом возрасте, – а женщин подгоняют годы. Пока что время у нее есть. Брак, семья… об этом она только и думала когда-то. Но сейчас ее мысли исключительно о своей кондитерской.
Блейк встал из-за стола и начал собирать тарелки.
– Может, прогуляешься с Трюфелькой? А я здесь приберусь и догоню вас.
Трюфелька запрыгала, завертелась и громко залаяла, явно говоря: «Да, пожалуйста. Погуляйте со мной!»
Над озером повис шар луны, от ветерка по воде бежала легкая рябь, вдалеке ухала сова, и были слышны еще какие-то звуки – похоже, что лисица зовет самца. Трюфелька, задрав хвост, нюхала землю, следуя за запахом, а Тилли шла за собакой, чтобы не потерять ее из виду.
Через несколько минут послышались шаги по гравиевой дорожке, затем – по влажной траве лужайки. Тилли повернулась к Блейку, сердце замерло. Казалось бы, ну что особенного она увидела? Рукава рубашки закатаны до локтей – он мыл посуду после ужина, – волосы растрепаны. Блейк встал рядом, задев Тилли рукой. Он едва коснулся ее, но от этого прикосновения к ней протянулся мощный, жаркий поток.
– Так тихо в это время, – сказал он, глядя на освещенное луной озеро.
– Да… Мне трудно будет уезжать отсюда.
Наступило гробовое молчание. Зря она это сказала! Вдруг он решит, что она напрашивается на приглашение остаться на неопределенный срок? Что хочет продолжения их флирта?
«Но я ведь не хочу никакого продолжения?»
Тилли моментально выкинула эту мысль из головы. Повторения истории с Саймоном она не хочет. Она теперь совершенно другая женщина. Она – женщина, которой нравится быть одной. Она не отрицает своей страстности, но брак ей не нужен, и обязательства не нужны. Их с Блейком флирт только начался, у них еще есть несколько недель. А потом? Потом она сделает следующий шаг, и будет жить дальше.
Блейк повернулся и посмотрел на нее.
– Какие у тебя планы после того, как уедешь отсюда?
Тилли подавила досаду. Она не имеет права рассчитывать на его приглашение остаться в Макклелланд-Парке подольше.
– Я так далеко не задумывалась, – ответила Тилли. – Я жила здесь потому, что экономка мистера Пендлтона уволилась, как только с ним случился удар. А мне пришлось съехать из коттеджа родителей Саймона.
– Куда он денет собаку, если переедет в дом престарелых?
Тилли взглянула на Трюфельку: та гонялась за ночной бабочкой.
– Не знаю… Я еще не обсуждала с ним это. Он ее так любит…
Трюфелька подошла к Блейку, и он потрепал ее по уху.
– Да… стареть тяжело.
– Очень тяжело. Наверное, поэтому мистер Пендлтон стал такой раздражительный. Он с трудом смиряется с тем, что с возрастом во многом ограничен. – Тилли поежилась и обхватила себя руками – ей стало холодно от поднявшегося холодного ветра.
