После каждого поклона Уилла останавливала взгляд на Чарльзе. Он высоко поднял руки, чтобы она видела, как он аплодирует. Боже, как же она была хороша! И как у него теплело на душе, когда он смотрел на нее. На мгновение он вдруг почувствовал полный покой, не подвластный ни злобе, ни снедающему его прошлому, ни боли.
Когда зрители начали расходиться, он присоединился к тем, кто захотел поздравить актеров.
– Мой милый мальчик! – воскликнул Трамп, заметив его, и тут же бросился пожимать ему руку. – Как чудесно, что вы здесь! Я рад, что вы видели сегодняшнее представление. Эти гастроли – настоящий триумф! Уверен, о нас уже слышали на востоке. Когда оттуда пришлют приглашение, мне придется изменить маршрут! – И он отошел к другим поклонникам.
Чарльз шагнул к Уилле, взял ее за руки и поцеловал в лоб:
– Ты была прекрасна!
Она обняла его:
– А ты мне очень мешал. Уведешь меня отсюда?
– Прямо сейчас, – ответил Чарльз, сжимая ее руку.
– Мне бы хотелось немного прогуляться, – сказала Уилла.
Он ей напомнил, что на улице уже очень холодно.
– У меня старое шерстяное пальто, очень теплое, и муфта.
Выйдя на улицу, они повернули в сторону от недостроенного двухэтажного отеля и неожиданно оказались лицом к лицу с бесконечной черной прерией, над которой мигали белые и желтые звезды.
– Хочешь поужинать? – спросил Чарльз. – Наверное, умираешь с голоду после такого длинного спектакля?
– Позже. Сначала я хочу, чтобы ты рассказал о себе. – Она заметно покраснела. – У тебя все в порядке?
– Да, в полном.
Она взяла его под руку. Чарльз похвалил ее за то, что она отказалась играть в форте Харкер.
– Сэм мне сказал, что у вас очень успешные гастроли. Но мне ты можешь сказать правду.
Уилла засмеялась:
– В форте Райли был провал. То ли зрители не те попались, то ли мы совсем плохо играли. Я поймала Сэма, когда он пытался смыться к маркитантам перед самым поднятием занавеса.
– А в Ливенворте вы играли?
– Да. Там была чудесная публика.
– Ты видела моего мальчика?
– Да. Он просто чудо, Чарльз! Очень умный. Генерал сказал, что он научился пользоваться горшком, когда ему было полтора года. – Чарльз слегка откашлялся, и Уилла опять засмеялась. – Ну да, конечно, правильные женщины не говорят о таких вещах джентльменам. Во всем виновата распущенность моей профессии.
– Вообще-то, я кое-что знаю о горшках, – рассмеялся Чарльз.
– Мне следовало догадаться. Генерал жаловался, что ему трудно справляться с Гусом, потому что он обожает его и балует, сам того не желая. Он постоянно показывает ему твою фотографию. Гус знает, кто ты. Он очень скучает. – Она сжала его локоть. – Я тоже скучаю. Угости меня ужином, налей мне немного вина, и я покажу тебе, насколько я соскучилась.
Она развернулась, встала прямо перед ним и, закинув руки ему на шею, притянула его к себе, чтобы поцеловать. Чарльз обнял ее за талию и почувствовал, как быстро теплеют ее холодные губы. Они стояли молча, обнявшись. Но потом что-то вдруг заставило Чарльза отстраниться.
– О Чарльз, как же я соскучилась! Я люблю тебя! Ничего не могу с этим поделать. – Она не сделала паузы, как бы ожидая от него ответа; ей не хотелось подталкивать его. – Теперь ты, наверное, сможешь чаще видеться с Гусом, ведь на Равнинах, кажется, все спокойно.
Они пошли дальше и вскоре поднялись на небольшой круглый холмик, ступая по хрустящей замерзшей траве. На вершине они остановились, с восхищением глядя на гигантский звездный шатер неба.
– Зимой там всегда спокойно, – наконец после долгого молчания ответил Чарльз.
– Да, но я имела в виду тот договор, что подписали на Медисин-Лодж. Он должен помочь…
– Уилла, пожалуйста, не начинай. Ты прекрасно знаешь, что, когда мы говорим об индейцах, все обычно кончается ссорой.
Неужели он сам хотел этого? Не потому ли допустил, чтобы в его голосе отчетливо прозвучало раздражение?
Уиллу это явно задело.
– Но почему мы не должны об этом говорить, Чарльз? Это очень важный договор.
– О, Бога ради! Ни один договор не был важен, а тот, по которому чиркнули пером несколько вождей на Медисин-Лодж, еще хуже остальных. Ты читала официальный отчет мистера Стэнли в «Нью-Йорк трибьюн»? Эти болваны-комиссары даже не прочитали весь договор целиком Черному Котлу и остальным. Вожди просто хотели угодить белым, хотели получить от них товары и оружие, вот и поставили свои значки на договоре. – (При этих словах Уилла отпустила его руку.) – Но как только они поймут, чем в результате пожертвовали, то откажутся от этого соглашения. Если только клан Собак не убьет их прежде.
– А тебе, полагаю, именно этого и хочется?
Она повернулась к нему, ее лица почти не было видно в бледном свете звезд. От ее дыхания в воздух вырывались маленькие белые облачка.
– Мне нужны те, кто убил моих друзей. И мне бы очень хотелось, чтобы ты больше не возвращалась к этой теме.
– Я буду возвращаться, потому что беспокоюсь о тебе.
– О черт! – Он резко отвернулся.
– Ты сам хочешь, чтобы этот договор утратил силу! – Уилла уже теряла самообладание, что было необычно для нее; Чарльз с удивлением услышал, как дрожит ее голос.
– Уилла, я уже объяснил тебе, чего хочу. Что до остального, то ты все еще на сцене. Витаешь в облаках! Шайенны не отступят, пока их не запрут или не убьют. Пусть это звучит не очень благозвучно и не нравится тебе и твоим друзьям-квакерам, у которых так душа болит за кучку дикарей, с которыми они никогда не встречались, но это именно так, и тебе лучше спуститься с небес на землю.
– Я-то на земле, спасибо. Просто я надеялась, что ты хоть чуть-чуть изменился. Но ты даже мысли не допускаешь, что договор может помочь.
– Да потому что он бесполезен, черт побери! Генри Стэнли давно об этом сказал. Генерал Шерман твердил это два года подряд.
– И какие из твоих пророчеств в конце концов сбываются? Может, тебе для разнообразия предсказать мир?
– Бог мой, да ты просто слепая, ты ничего не видишь дальше своего носа!
– Это ты слеп, Чарльз! Не видишь, во что превращаешься. В тебе только ненависть, и единственная твоя цель – убивать. Мне не нужен такой человек!
– Не беспокойся, у тебя его и нет… даже если ты побежишь за ним со всех ног! – Он уже кричал.
– Мерзавец! – тоже выкрикнула она и замахнулась на него открытой ладонью.
Он отшатнулся от удара и с изумлением увидел, что Уилла плачет, продолжая проклинать его.
Застыв на месте как последний болван, он стоял под осенними звездами и смотрел, как она бежит в сторону городских огней.
