…Лайт довез меня от аэропорта до дайв-центра деревни на Д., с которым у меня была предварительная договоренность на обучалку. И пригласил на вечеринку к серферам. Для этого нужно было ближе к ночи прийти в темный двор Лайт-Хауса, места, где жили самые крутые и самые безденежные серферы. Прийти, не убоявшись злой собаки, которая сторожит кемп, а так же кромешной темени, небольшой, но вонючей кучки козьего говна посреди двора, и, собственно, самих серферов — о том, кто это такие, я имела весьма смутное представление. Серферы оказались большие, красивые и накуренные. Они сказали, что мы ждем такси, и накурили меня тоже. Такси оказалось ржавым насквозь пикапом с таким же ржавым местным дедом за рулем. Мы залезли в кузов, сели на бортики, лицом к ветру, пикап взревел, борзо рванул во тьму и позорно заглох через 100 метров. Дед пошуршал под капотом, после чего на дорогу со звоном посыпались лишние детали. Без них стало намного лучше, и мы снова понеслись по ухабам, сквозь тьму, и уже без остановок — к пляжу. На серфовом пляже шла вовсю тусня — народ жег костры, пил, пел битлов, танцевал и курил, в общем, развлекался. Мы с Лайтом ходили от одной тусы к другой и общались. С Лайтом прикольно, его все знают и любят, он — старый «локал», от слова local — «здешний», респектный чел. Потом мы вдвоем от всех сбежали — пошли к «Хилтону», пролезли сквозь дырку в зеленой изгороди к бассейну, там болтали и пускали «паровозы». Выпить в деревне на Д. нечего — страна кругом мусульманская. А вот травы — сколько угодно… Потом Лайт случайно уронил меня в бассейн. В мокром платье на ветру было холодно. И Лайт отдал мне свою майку с надписью Serf ever, work never. Которая мне была почти как платье по длине. А потом мы шли домой. Пешком, километр по пустой песчаной косе, которая соединяет серфовый пляж и деревню на Д. Где-то посредине косы мы упали целоваться. И ветер вымел контактную линзу из глаза. А мне было пофиг. Мы целовались и смеялись в лицо бледной от такой наглости ведьме-луне. В эту, третью мою ночь в деревне на Д. я ночевала на Лайт-Хаусе. В комнате Лайта на полосатых коврах помещались только большой матрас и ноут-бук. И еще — мохнатая бабочка, атакующая лампочку Ильича под потолком. И запахи ночных цветов, смешанные со сладковатым ароматом гаша и яблочных кальянов. И мы.
…Моя первая ночь в деревне Д. была ужасна. Я не спасла. Не могла — из-за ветра. Он яростно ломился в хлипкую щелястую дверь моего бунгало и стучал по ней, будто кулаками. А если учесть, что я была в деревне на Д. впервые, и еще не обвыклась с ржавыми фонарями на единственной улице, с мрачными бородатыми пастухами в длинных халатах и с мыслью, что это все нифига не курорт, а реальная деревня… Короче, мне было страшно. Я даже подперла щелястую дверь чемоданом. Отчего в комнате стало громыхать еще страшнее. Ветер успокоился только через несколько дней, когда я сделала, как делают все в деревне на Д. — открыла дверь настежь и позволила ему гулять по комнате, сколько вздумается, и приносить с собой прохладу, запахи ночи и такие цветные, такие удивительные сны.
…Ведьма-луна отомстила мне. К ней нельзя без уважения. А уж тем более — нагло смеяться в лицо. Лайт пропал. То есть, он никуда не пропадал из деревни на Д. Он пропал для меня. Перестал отвечать на звонки. Здоровался мельком при случайной встрече. За пару дней я сломала себе разум. Обиделся, что ли… На что?.. Так бы и вскрывалась по сей день, если б не увидела его на пляже с какой-то чернявой малолеткой. «Лайт чего-то пропал совсем…» — невзначай роняю в болтовне с администраторшей серф-станции, где он работает. «Он для всех пропал — к нему же Леночег приехал!». Отлично. Леночег. Приехал. Ура. Твою мать…
…Раннее утро. Слепящее огненное море. Большая лодка. Сонная я. «Блевать — только с подветренной стороны!» — комментарий инструктора. На случай, если укачает. Но блевать, похоже, предстоит еще не скоро — мы не отчаливаем, ждем последнюю дайвершу из нашей группы. Дайверша опаздывает к отплытию. Меня это бесит. Инструктор Серега еще вчера сказал мне: «У нас новая девочка, будешь ее бадди завтра, ок?». Ну ок, куда деваться-то… И вот этот «ок» уже полчаса ждем… На пристань влетает байк. На байке — Лайт, а за спиной у него… Ну понятно кто у него может быть за спиной. Тот самый гребаный «ок». С этого момента — дважды гребаный. «Сереж, а можно я не буду ее бадди?» — «Слушай, ну, переиграть будет сложно сейчас — все уже распределились по парам… Да и потом, меня Лайт попросил тебя с ней поставить. Сказал, что так будет меньше переживать». Пипец. Наш Лайт реально невменяемый. «Ок», ко всему прочему, явно с жесткого похмела. Поначалу было только одно желание — утопить ее нахер, когда никто смотреть не будет. Но, глядя, как зеленый Леночег отвисает с подветренной стороны, мне даже становится ее жалко. Сама бы не утопла — в таком-то состоянии. Погружение. Другая планета. Где нет воздуха. Нет притяжения. Нет звуков. И любви, и ненависти — тоже нет. Они остались там. В сумках и карманах на борту. А здесь есть только жизнь в чистом виде. Или — ее полная противоположность. Но о ней не надо думать. До поры до времени — не надо. Голубая бездна, бесконечный провал в дне. Тянет, манит, еще, сюда, ближе, здесь хорошо, здесь нет страданий, здесь полет и покой навсегда, навсегда, навсегда… Еле успеваю поймать свою бадди за вентиль баллона. Смотрю в глаза — глаза невменяемые. Азотка. Ну хоть в сознании, уже хорошо. Подплывает инструктор. Спрашивает Леночега жестом, все ли у нее ок. На третьем «ок» Леночег моргает и очухивается. Отвечает. Продолжаем погружение. «Смотри за ней» — говорит мне Серега на подводном языке. «Смотрю» — отвечаю я. И действительно — смотрю.
Отдыхаем на палубе. Леночег тих и задумчив. Достала большой блокнот и ручку, сидит перед пустой страницей. «Что там у тебя?» — спрашиваю. «Дневник веду. И стихи» — «Твои стихи?» — «Мои. Хочешь почитать?» — «Давай…». Стихи трогательные, хоть и корявые. Потому что искренние. Ловлю себя на том, что перестаю называть ее в мыслях дважды гребаной. Звонит телефон. Не, точно не мой — мой сдох на третий день в деревне на Д. Леночег хватает свою трубу и убегает на подветренную сторону.
«Мама, ну как ты не понимаешь! Я его люблю, люблю! Раз ты так о нем говоришь, я домой к вам не вернусь никогда, слышишь, вообще никогда не вернусь!» Уууу… Тяжелый случай… Сама не понимая, зачем, тащусь на подветренный борт… Как и ожидалось, Леночег сидит там и горько плачет. Ну чего я сюда прусь? Чем я-то могу ей помочь?.. «Понимаешь, они меня не любят. Никто. Я иногда жить не хочу… Зачем…» Леночег сквозь слезы-сопли рассказывает свою жизнь. В которой, оказывается, все очень не просто. Кто бы сомневался… Предки строгие, самостоятельности препятствуют, говорят — рано в восемнадцать лет быть самостоятельной. Но при этом у Леночега есть бойфренд — великовозрастный олигарх областного значения. Этому явному мезальянсу родители почему-то не противятся. Хотя олигарх вообще-то говоря, слегка женат, как великовозрастному олигарху и положено. Ну и дальше следует просто краткий пересказ бразильского сериала. Нехороший богатый Дон Педро привозит юную Хуаниту грешить подальше от глаз жены, на дайверский курорт. На пару дней, в порядке развлекухи, они приезжают в деревню на Д., чтобы вкусить настоящей дикой жизни. В «Хилтоне», разумеется. Вообще деревня на Д. — известный дайверский и серфовый спот. Только гостиниц здесь почти нет, и нырять и кататься большинство людей приезжает сюда на несколько дней, из расположенного за 100 км туристического до мозга костей города на Ш. На эти несколько дней их гидом, переводчиком и сопровождающим становится романтический красавец, локал Пердито (прости, чувак, не удержалась (). Ну и все — юной Хуаните срывает и без того непрочную крышу, и она грешит по всем углам, но не с Доном, благодаря которому здесь оказалась, а с юным локалом. Дон, ясен пень, от этой идеи не в восторге, и силой увозит истерично голосящую Хуаниту домой, в уральские снега. Дома вступает хор в виде обоих Леночеговых финансово несостоятельных предков, которые, оказывается, возлагали большие надежды на дружбу дочки с областным денежным мешком. Дон Педро великодушно готов все простить. Но Леночег не желает никого видеть-слышать, и в итоге, соорудив историю о необходимости навестить болящую подружку в Питере, собирает со всех участников этого «Мерлезонского балета» бабла и срывается в деревню на Д. Предки с Доном Педро оказались не совсем идиотами (что лично меня удивило), и через несколько дней выяснили-таки, в какой стране находится Леночегов Питер и какого цвета у ее подружки борода. Собственно, я и застала эту историю на стадии «Отступать некуда, позади Москва». Домой Леночег вернуться не может, ибо предки объявили по громкой связи, что она им не дочь (нет, все-таки они совсем идиоты). К Дону она не пойдет. Что остается? Остается Лайт… Нда, ей он нужнее, чем мне. «Господи, что теперь будет?» — пищит Леночег, вдруг осознавший, что все это происходит с ней, а не в далеком бразильском кино. Леночег снова рыдает, я обнимаю ее и говорю, что все ее любят и все у нее будет хорошо. Почти так в итоге и вышло…
