Что до меня, я к своей зарплате в шесть фунтов в неделю относился смертельно серьезно. «Капитан Клайд» открывался историей – с богатой фактологией и привкусом фантастики – о таинственных монстрах, которые раскурочивают только что отремонтированную и открытую станцию метро в Говане. Оттуда я перескочил к представлению злодея по имени Квазар (он носил твидовый пиджак и смахивал на школьного директора), а затем к тайной истории происхождения Капитана Клайда. Согласно освященной временем традиции, я укокошил своего героя, а затем вернул к жизни в новеньком усовершенствованном костюме и существенно улучшенной графике.
Стрип продолжался, мой вкус в одежде и социальная жизнь налаживались, а Крис изысканно постригся и стал носить крутую одежду. Он даже ходил в ночные клубы. Его подруга Элисон преображалась вместе с ним и из тихой студентки расцвела в стильную сексуальную красотку на высоких каблуках и в тугих джинсах.
В одном из ранних эпизодов Капитан Клайд приходит к стоматологу, который не может взять в толк, отчего у пациента такие крепкие зубы, что их никак не просверлить. Блюдя подлинность, я сверялся с фотографиями моего собственного стоматолога мистера Пола за работой в операционной. На рисунках отражено не слишком отдаленное будущее стоматологического пыточного инструментария, разработанного экспертами, судя по всему, сугубо для применения психопатами в дурдомах с привидениями или в снафф-порно.
Вылетая на антипреступный патруль среди настоящих достопримечательностей Глазго, Крис любил беседовать сам с собой про последние передачи по телику и новые пластинки. Он ходил в местные магазины и швырялся автомобилями на знакомых улицах Ренфру, Клайдбэнка и Гована, а затем стал расширять свою территорию, включив в нее сначала центр Глазго, а затем и пригороды, – помимо прочего, у него было приключение в Северном море на нефтяной вышке, которую заняли супертеррористы. К счастью для Капитана Клайда, враги его, сколь ни были сильны, имели свойство разворачивать свои безумные прожекты планетарного могущества в непосредственной близости от съемной квартирки Криса Мелвилла в Хиллхэде. Психованный Квазар, наш школьный учитель, ставший чудовищем и питавшийся силой звезд, даже не стеснялся провозглашать: «СЕГОДНЯ ГЛАЗГО! ЗАВТРА ЛОНДОН! А СЛЕДОМ – ВЕСЬ МИР!» – без малейшего намека на иронию.
Сюжеты становились мрачнее и диковиннее – я пожирал и выплевывал материал в жестком еженедельном графике. Страницы газеты, которую читали старики, хронически безработные и прочие социально уязвимые члены общества, запестрели демонами, поедающими младенцев, и кровожадными ужасами с черепами вместо лиц.
В конце концов в 1982 году Капитан и сам пал жертвой полномасштабной одержимости дьяволом, после чего переродился и объявил себя Черным Мессией. Уже изготовившись уничтожить мир, он был спасен неколебимой верностью Элисон, убил самого дьявола, а затем рухнул с небес и скончался в объятиях любимой под напыщенный напутственный текстовый блок. Моя дождливая, исчерченная молниями сага о Падении и Искуплении совсем не походила на стрип о правдоподобном герое из местных, с которого все начиналось в 1979-м, и настала пора срочно искать себе другое занятие, уступить место на полосе синдицированным бескровным «Тому и Джерри» – что, несомненно, принесло облегчение травмированным читателям, которые снова могли заглядывать в телепрограмму, не боясь атаки сатанинских образов и взорванных скелетов. К наступлению вычурного оперного финала я уже исчерпал Капитана Клайда как идею и мечтал создавать новых, более современных героев.
Несмотря на все это, «Капитан Клайд» выходил три года. Я написал и нарисовал 150 еженедельных выпусков, а дисциплина приблизила качество моих рисунков и повествования к более профессиональному уровню.
Странно – или, может, не странно, – но я делал то, что люблю, и мне за это платили. Я по-прежнему писал «Старблейзер» для D. C. Thomson, денег хватало на регулярные поездки в лондонские экспедиции по одежным магазинам, на покупки музыкального оборудования, комиксов и сластей. Завтрак мой в те годы обычно состоял из мороженого «Арктик ролл» и экономичной упаковки чипсов со вкусом маринованного лука. В свой первый период фриланса – или «безработицы», как тогда выражались, – я этим питался каждый божий день и оставался тощим как карандаш. Мне по-прежнему недоставало ежегодного заработка, чтобы официально считаться лицом свободной профессии, а потому, говоря строго, я оставался безработным лузером на пособии, еще одной жертвой Тэтчер, очередным фактом статистики.
Неуспех «Near Myths» и других подобных журналов начального уровня – «Graphixus», «PSSST!» – вроде бы подтверждал, что, как ни прискорбно, рынок взрослых комиксов в Великобритании точнее всего описывается словом «несуществующий». Я все равно тогда уже играл в группе, и мы, назвавшись Mixers (это из «Заводного апельсина»), создали собственный фэнзин «Бомбы пошли, Бэтмен» с моими рисунками и коллажами. Наша журнальная мешанина – интервью с местными группами, рецензии на концерты, странноватые карикатуры, сюрреалистический юмор на грани политкорректности и гневные телеги – с любовью собиралась, печаталась и распространялась мною и ребятами из группы. В поисках любых выходов неугомонным творческим порывам мы влились в условное сообщество музыкантов, на которых повлияли Television Personalities, Byrds, Times, Сид Барретт, Swell Maps и Modern Lovers.
Наше безымянное облачное микродвижение продвигало рок-группу как стиль жизни, как бренд, предвосхищая «Фейсбук» и распространение подобного рода автомифологизации на все сферы сетевой жизни. Музыка была лишь одним из элементов шоу – наряду с одеждой, самопальными журналами и фотосессиями: создание карго-культа воображаемой жизни, где мы были звездами стадионов, а не местных кафе, где у нас было десять миллионов вопящих фанатов, а не полное отсутствие подруг и денег. В общем, мы создавали собственные журналы, одежду, пластинки, клубы и личные миры, полные смысла и магии, надеясь, что наша странность хотя бы привлечет к нам еще кого-нибудь.
Может, лучше было играть музыку. Мне нужно было зарабатывать и как-то отыскать себе место в этом невеликодушном мире. Не зная, куда сунуться, я бросил комиксы и сосредоточился на Mixers, однако провал бума взрослых комиксов семидесятых обернулся мраком, что предшествовал ярчайшей творческой заре, какую только видели комиксы. Выбирайте имена с осторожностью: «Near Myths», «Почти не́были», оказались ровно тем, что значилось на обложке. Их как будто почти и не было. Но по всей стране находились и другие такие же, как я, и они тоже искали выхода своему гневу и творческим замыслам – и находили комиксы.
Как нередко случалось в горемычные подростковые годы, едва я отвернулся, произошло нечто чудесное.
Случись у Супермена поллюция, затопил бы он мир неразрушимой суперспермой, способной проникать женщинам в животы и отыскивать там яйцеклетки?
Мы ответим «нет», если считаем, что инопланетная сперма Человека Завтрашнего Дня не станет искать женские яйцеклетки, и ответим «да», если полагаем, что криптонская суперсперма по природе своей способна оплодотворить кого угодно, включая кошек, собак, рогатый скот, лошадей и веселого кальмара, – в каковом случае у нас возникнут проблемы посерьезнее бессмертных сперматозоидов.
