Ощущения обострялись.
Теперь из стен и мебели появлялись «некто» – иначе я их описать не могу. Может, кто другой назвал бы эти рябящие, текучие сгустки чистой голографической метаматерии ангелами или пришельцами. Они были из ртути или жидкого хрома и сообщили, что я сам все это вызвал и теперь должен разруливать последствия моих поступков. Куда я хочу отправиться?
Я понятия не имел. Первым делом в голову пришла альфа Центавра, и, едва это подумав, я уже летел по спирали, точно сквозь «звездные врата»; гостиничный номер начисто исчез из сознания, сменившись иной реальностью.
Я увидел великолепную астрономическую картину – поблизости сияли три разновеликих солнца. Я разглядел громадный планетарный горизонт, зеленый, как вода в пруду, и нырнул туда. Там я повстречался с разумными скульптурами из каких-то ультрафиолетовых неоновых трубок, которые раскрывались веерами и меняли конфигурации в попытке со мной коммуницировать. Мои «ангелы» уволокли меня оттуда и попеняли тем, что нарушил обычаи альфы Центавра. Я вписал некую их версию под названием «электроиды» во «Все звезды. Супермен» – вольфрамово-газообразные инопланетяне с хрупкими стеклянными экзоскелетами.
– Ладно, – сказали они. – Вот чего ты хотел. Тайна Вселенной.
«Все звезды. Супермен» № 10, обложка Фрэнка Куайтли и Джейми Гранта. © DC Comics
Меня… проще всего сказать – развернуло. Мое самоощущение провернулось сквозь план бытия, в который я не смог бы теперь ткнуть пальцем, мое внимание обратилось к среде, не вполне несовместимой с тем, как физики-теоретики описывают гиперпространство, гипотетическую мегасреду одиннадцатимерного пространства-времени, где существуют целые вселенные. Это было похоже, только реально – реальнее всего, что я когда-либо испытывал.
Что бы это ни было, я целиком погрузился в некое пространство, сводчатое и замкнутое, как исполинский собор, но бесконечно уходящий за горизонт. Словно бесконечность и вечность можно заключить и запереть внутри чего-то такого, что больше их обеих. Пространство это, куда ни глянь, было темно-лазурное, прошитое ярко-серебряными нитями и решетчатыми узорами, что возникали и исчезали; призрачными чертежами, что носились вокруг, вверх-вниз вдоль незримого плетения моноволокна. Я не чувствовал тела, в физическом мире не мог открыть глаза. Да я бы и не захотел. Реальные мои глаза широко распахнулись здесь. Что еще страннее, мое прибытие сюда походило на возвращение домой. Все заботы и страхи смертного мира испарились – их сменило гудение безупречной работы, божественного творчества, и сквозь него пробивалось безошибочно, извечно узнаваемое ощущение давнего знакомства, принадлежности и завершенности.
Дикостью все это соперничало с тем, что выпадало на долю Бэтмена и Супермена в «World’s Finest».
До встречи в то же время, на том же канале, в новой главе, в новой эпохе!
Часть IV. Ренессанс
Глава 18
Маг мускульной мощи
После «Рокового патруля» и «Лечебницы Аркхем» мне казалось, что с костюмированными супергероями я практически завязал. Теперь можно создавать новые формы, новых героев, экспериментальные работы, прихотливее и затейливее, вроде «Невидимок». И однако, супергерои завлекли меня вновь.
В результате в 1996 году вышел «Флекс Менталло, Маг Мускульной Мощи». История прекраснейшего, благороднейшего, бескорыстнейшего героя на свете – образчика почти исчезнувшего типа героев. На страницах «Рокового патруля» № 44 он заблокировал оккультную энергию Пентагона, превратив его в круг одним мощным изгибом бицепса.
Во «Флексе Менталло» я хотел ответить на вопрос, который вечно задают писателям: «Откуда вы берете идеи?» Ответ мне всегда представлялся самоочевидным: залезаешь в голову – а там они сидят. Флекс был попыткой изобразить этот процесс на бумаге. Моим шансом показать, что я имею в виду, говоря о реалистичных супергероях.
Кроме того, «Флекс Менталло» стал моей первой из многих успешных совместных работ с давним другом и напарником Фрэнком Куайтли. Я видел рисунки под псевдонимом Quitely («Quite frankly»
[233]) в шотландском андерграундном журнале торчкового юмора «Electric Soup», где чистые линии, детальность и мастерство рисовальщика были на голову выше тех, с кем он соседствовал, – всех этих одаренных подражателей Р. Крамба и Гилберта Шелтона
[234]. Стиль Куайтли напоминал мне Уинзора Маккея, Артура Рэкэма, Гарри Кларка
[235] и других великих иллюстраторов начала двадцатого века, с налетом Нормана Рокуэлла
[236], раннего «Диснея» и мультипликаторов Fleischer Studios
[237]. Что всего прекраснее, Куайтли черпал вдохновение главным образом у Дадли Д. Уоткинса, гения, который для D. C. Thomson создавал газетные стрипы «Бруны» (The Broons, «Брауны») и «Нашенский Вулли» (Oor Wullie, «Наш Уильям») – неотъемлемую часть шотландского детства. Мне ужасно нравилась идея рисовать американских героев в стиле Уоткинса.
Фрэнк Куайтли – художник, которым мечтал быть я сам. Он так владел человеческой анатомией, движением и выражением, что нюансированная жизнь и личность любого персонажа прямо-таки рвалась со страницы. И в отличие от многих коллег, обильно использовавших фотографии, весь мир творился прямо у Куайтли в голове: он умел нарисовать что угодно, извлекая объект из памяти и фантазии. Мало того, Куайтли не питал особого интереса или любви к супергеройским комиксам и их законам, а значит, мог взглянуть на них свежим глазом и почти без предубеждения.
