Отдышавшись, сидела на табурете, медленно, стараясь растянуть удовольствие, курила, смотрела на лиловые башни Крайнего Города, меланхолично улыбалась плывущим по низкому небу золотым облакам. Значит, сегодня с утра у нас суровый Шор-Обриан. Редкое зрелище. Интересно начинается день.
Докурив, Луиза Захаровна вернулась в дом. На кухонном столе обиженно мигал телефон. Вечно так, пока сидишь дома, хоть бы кто вспомнил, а стоит на минуточку отвлечься, и пожалуйста, сразу два звонка, работодатель и племянница, никуда не денешься, придется перезванивать.
Начала с издательства. Пока говорила, смотрела в окно, за которым сейчас синели священные рощи Сидрейли. На фоне этого величественного зрелища было легко игнорировать истерические нотки в голосе начальницы и спокойно, даже ласково, как дурно воспитанному чужому ребенку отвечать: «Ну разумеется, корректура будет отправлена вам сегодня сразу после обеда; вы совершенно напрасно беспокоитесь. До сих пор я вас не подводила и впредь не намерена. Хорошего дня».
Перевела дух и набрала Томку. Спросила: у тебя что-то срочное, или до вечера ждет? Мне надо сдавать корректуру. Некоторое время слушала встревоженный голос племянницы, в очередной раз поражалась ее полной неспособности четко отвечать на поставленный вопрос. Вместо осмысленного диалога бессвязный поток сознания: «Почему ты не взяла трубку, я волновалась, я беспокоилась, я подумала…» – и так далее, бла-бла-бла.
Чуть было не ляпнула: «Просто я была на балконе», – но вовремя прикусила язык. Вместо этого сказала: «Тамара, ты уже достаточно взрослая девочка, чтобы узнать правду. Некоторые люди иногда ходят в уборную. И я тоже время от времени позволяю себе такую вольность. Извини, если мое признание тебя шокировало. Крепись. – и не дав бедной Томке опомниться, добавила: – Завтра позвоню, у меня куча работы, пока».
Сунула телефон в карман, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу, стояла, смотрела на заметенную снегом улицу Лидос, по которой шла девочка в красном пальто с рыжим сеттером на поводке. И так тоже бывает. Иногда окно – это просто окно. Как будто тебе дают передышку. Хотя таких передышек Луиза Захаровна предпочла бы не получать.
Постояв так минуты три, она решительно встряхнулась и пошла работать. Сказала «отправлю сразу после обеда» – значит сразу после обеда. Слово надо держать.
Отправив заказчику законченную корректуру, Луиза Захаровна пошла одеваться. Теплые колготки, шерстяное платье, удобные угги, длинная, до колена куртка-пуховик – хорошие, качественные, неброские вещи, именно то, что следует носить приличной даме за шестьдесят, если она не хочет привлекать к себе внимания. Выглядеть колоритной старухой для настоящей городской сумасшедшей роскошь непозволительная.
Вышла на улицу, свернула направо, дошла до пересечения с Пранцискону, некоторое время стояла, раздумывая, куда отправиться теперь. То есть в какую из полудюжины любимых кондитерских и кофеен, посещение которых назначила себе наградой за каждую вовремя законченную порцию работы. Не то чтобы Луиза Захаровна действительно нуждалась в подвешенной перед носом морковке, просто считала, что в жизни должно быть место простым заслуженным удовольствиям, с ними веселей.
Уже почти решила пройтись до проспекта Гедиминаса, но тут из-за угла выскочил стылый февральский ветер, вероломно хлестнул по лицу невидимой мокрой тряпкой – ну и манеры у вас, молодой человек! Однако ничего не поделаешь, зимой мнение ветра, как бы дурно воспитан он ни был, следует принимать во внимание, если не хочешь проклясть все на свете и повернуть домой уже через пять минут. Пришлось выбрать кратчайший маршрут – до бульвара Вокечю. Благо там есть, где выпить кофе с отличным шоколадным пирогом. И, кстати, в той кофейне совершенно прекрасное окно. Ничем не хуже домашних. Надо иногда его навещать.
Луиза Захаровна отдавала себе отчет, что, по идее, должна смотреться в этой студенческой кофейне как минимум странно. Что на фоне драных штанов и разноцветных волос остальных посетителей ее дорогой черный пуховик выглядит унылым убожеством, а она сама – грузной медведкой, зачем-то затесавшейся в стаю пестрых мотыльков. Но это понимание совершенно не мешало ей чувствовать себя там как дома. Не просто уместным, но почти обязательным элементом. Неизменно заказывала капучино в толстой белой керамической кружке, шла в дальний зал, где для нее всегда находилось свободное место, устраивалась в старом, облезлом, фантастически удобном кресле, сидела там в блаженной неподвижности, отогревалась, потом наконец поворачивалась к окну, теоретически выходящему во внутренний двор, заставленный автомобилями и мусорными баками, зеленый летом, заснеженный зимой.
Но мало ли как там оно теоретически. У Луизы Захаровны с реальностью всегда был отдельный договор.
Сегодня за окном бушевала развеселая Сайдарьяльская весна – время, когда расцветают не только деревья и травы, но даже фонарные столбы; Луиза Захаровна долгое время думала, это их в честь прихода весны украшают живыми цветами, но оказалось, нет, просто тамошние деревья сохраняют способность цвести даже после того, как их срубят, хоть сто лет, хоть двести, пока не сгниют. Поэтому весной в Сайдарьялли цветут фонари, заборы, скамейки, оконные ставни, разделочные доски, картинные рамы, рукоятки молотков, древки знамен, ружейные приклады, письменные столы, карандаши и линейки, так что школьников и студентов лучше сразу отправить на каникулы, а всех остальных – в отпуск. На десять дней, пока не закончится цветение. Хорошая традиция, всем бы брать пример.
В общем, вовремя зашла в эту кофейню, спасибо холодному ветру. Сайдарьялли как-то очень давно не показывался. Наверное, лет пять. И вдруг объявился. И там как раз началась весна. Луиза Захаровна даже разулыбалась, хотя вообще-то давным-давно приучилась сохранять внешнюю невозмутимость. Это же только в раннем детстве можно мечтательно улыбаться, удивленно приподнимать брови и даже восторженно открывать рот, не особо рискуя привлечь внимание к своему поведению. А стоит чуть-чуть подрасти, и сразу начинаются косые взгляды посторонних и тревожные расспросы родных: что случилось? О чем ты задумалась? Чему так радуешься? Что там увидела? Что с тобой творится? Эй, не молчи!
Молчать в таких случаях действительно не стоит. Говорить правду – тем более. Ни взрослым, ни друзьям-ровесникам. Люди готовы объявить сумасшедшим всякого, кто видит чуть больше, чем они сами. Их в общем можно понять. Но жить рядом с ними от этого понимания не легче.
Впрочем, эта кофейня хороша еще и тем, что здесь никому ни до кого особо нет дела, все сидят, уткнувшись в компьютеры и телефоны. Луиза Захаровна очень жалела, что в ее юности ничего подобного еще не изобрели. Как легко было бы маскироваться! Что бы ни случилось, делай вид, будто пялишься в телефон, и всем сразу станет ясно: ты совершенно нормальная. Такая, как все вокруг.
Как я тогда вообще уцелела, загадка, – устало подумала она. – Подростковый возраст даже для обычных людей совершенно ужасное время. Ты еще недостаточно взрослый, чтобы принадлежать себе, но уже не настолько ребенок, чтобы тебе все сходило с рук. Все что можно сделать в таких обстоятельствах – как можно быстрей научиться врать.
