– Я очень хочу услышать твою историю, Эрик, – неожиданно сказал Даниэль.
До сих пор длинный не производил впечатления человека, которого вообще хоть что-то интересует. Равнодушно слушал чужие разговоры, старательно произносил свои редкие реплики, но в целом скорее отсутствовал, чем присутствовал. «Тщательно пересчитывает тараканов у себя в голове», – думал о нем Анджей. Впрочем, возможно, все объяснялось проще: Даниэль учил немецкий язык давно, недолго, вряд ли слишком старательно и теперь просто не понимал добрую половину сказанного. А с мальчишкой-самоучкой у него был неплохой шанс включиться в общую работу.
– Спасибо, – сказал Эрик. И открыл свою черную тетрадку. Объяснил: – Я готовился. Искал разные новые слова в словаре. Можно, я буду смотреть в тетрадь?
– Конечно, – заверил его Файх. – Я благодарен тебе за столь серьезное отношение к делу.
– Просто я очень хочу рассказать. А по-немецки это трудно. В субботу я видел в Вильнюсе Нойшванштайн. Он стоял на Кривой горе.
– Где-где он стоял? – переспросил явно озадаченный немец.
– На горе, где три креста.
– А. Вот как она, оказывается, называется.
– Раньше называлась, – вмешалась Габия. – Кривая, а еще Лысая. А потом поставили кресты. Вроде бы, в честь францисканских монахов, убитых язычниками
[13]. Ну или что-то в таком роде. Их то сносили, то опять ставили. Долгая история.
– Спасибо. Эрик, расскажи, пожалуйста, с самого начала.
– В субботу в десять часов утра я пошел гулять. Вышел и сразу сказал, что это специально для книги. Наш дом находится на улице Тилто. Это недалеко от Кафедральной площади. И я пошел туда. На Кафедральной площади есть надпись «Чудо». Такая… такой квадрат. Я не знаю, как сказать лучше.
– Он имеет в виду плитку с разноцветной надписью «Stebuklas», то есть «чудо», – помогла ему Габия. – Какой-то художник
[14] ее сделал и потихоньку, никого не спрашивая установил на площади. Давно, еще в конце девяностых. Сперва никто не знал. Некоторые случайно замечали, удивлялись и радовались: «О! Чудо!» Приводили друзей, показывали. А теперь народ верит, будто плитка исполняет желания, приходят, топчутся – и местные, и туристы… Настоящая легенда! Я, кстати, и сама ходила, когда еще в школе училась.
– И твои желания сбывались? – заинтересовался немец.
– Конечно сбывались, – рассмеялась она. – Как же иначе.
– А я никогда раньше там не стоял, – сказал Эрик. – Я в такое не верю. Но подумал, что для книжки это хорошо. Книжки должны быть такие – про волшебство и чудеса. А иначе зачем они нужны?
– У тебя очень разумный взгляд на задачи литературы, – улыбнулся Файх. – Так ты встал на эту чудесную плитку ради моей книги? Спасибо, это потрясающе! А ты загадал желание? И что было потом?
– Я не успел сказать желание, потому что меня толкнул какой-то мальчишка. Старше, чем я, но не взрослый. Наверное, десятиклассник. Крикнул: «Смотри, смотри!» – и убежал. Я сперва не понял, куда смотреть. Стоял, вертел головой. А потом увидел, что на вершине Кривой горы вместо трех белых крестов стоит Нойшванштайн. Тоже белый и прекрасный, как на картинках. И я туда побежал.
– На гору?
– Да. Захотел залезть наверх, к замку. Но гора не очень близко. Поэтому сначала я долго бежал до горы. И все время смотрел, проверял, есть ли замок. Он был. И я бежал дальше. И добежал. И стал подниматься. Но когда добрался до вершины, там были только кресты. Три белых креста, как всегда. И я пошел вниз.
– Очень огорчился? – спросил Даниэль.
– Не знаю. Не очень. Наверное совсем не огорчился, но заплакал. Немножко. Но не потому что мне было плохо. Мне было хорошо. Я же видел Нойшванштайн! Пока бежал, много раз поднимал голову и видел замок Нойшванштайн, совсем близко. Он был такой прекрасный. Красивее, чем на фотографиях. В некоторых книгах написано, что люди плачут, если очень… слишком счастливы. Когда я это читал, думал, что неправда. Но, наверное, правда, потому что я сам плакал, когда спускался с Кривой горы. Я подобрал там белый камень и положил в карман. Я решил, это будет амулет. Я возьму его с собой, когда поеду в Германию. И принесу его в Нойшванштайн, положу незаметно где-нибудь там во дворе. Так мы с камнем договорились. Я ему обещал.
