«Вы сейчас смотрите на два миллиона бушелей мягкой пшеницы», — сказал Сэм Уайт. Мы забрались в кузов его пикапа и вглядывались в дверь огромного здания, заполненного до самых стропил. Прохладный сухой воздух овевал море пшеницы и наши лица. Я произвел быстрый подсчет. При цене пшеницы, колеблющейся около 9 долларов за бушель, оптовая цена содержимого одного этого хранилища превысит 18 млн долларов. Смолотая в муку и упакованная в пятифунтовые мешки, она принесет более 100 млн долларов при продаже в продуктовых магазинах. Если испечь из этой муки хлеб, соленые крендельки, печенье или любые другие из тысяч хлебопекарных изделий, то окончательная стоимость поднимется еще выше. Прежде чем Сэм закрыл большую раздвижную дверь, я поднял фотоаппарат и сделал снимок, но он не передавал нужного впечатления. Зерно на фотографии выглядело, как куча песка: невозможно было представить ее истинные размеры — высотой в три этажа и длиной с два футбольных поля. Одна фотография не давала представления о сотне подобных хранилищ, наполненных до краев и разбросанных на огромной территории во всех направлениях.
Каждый, кто откусывает хрустящий багет или наматывает на вилку спагетти, имеет некоторое, пусть и весьма смутное, представление о том, что эти продукты начали свое существование на злаковом поле. Но мало кто задумывается о сложном и долгом пути, который они прошли от поля до прилавка супермаркета. Зерно в амбаре Сэма составляло немалую ценность, но висячий замок на двери казался излишним — ну кому придет в голову украсть нечто, весящее 60 000 т? Хранение, переработка и транспортировка зерна в таких масштабах требует соответствующей инфраструктуры — системы амбаров, грузовиков, автомобильных и железных дорог, барж и морских грузовых судов. Именно о ней я и хотел узнать, вернувшись в Палузу.
«Вся пшеница уже убрана, — сказал мне Сэм, когда мы забирались обратно в его пикап. — Ячмень тоже». Мой проводник на сегодняшний день — Сэм Уайт, входит в руководство Кооператива фермеров Тихоокеанского Северо-Запада (Pacific Northwest Farmers Cooperative) — группу из 800 производителей зерна, которые совместно владеют 26 объектами для его хранения и переработки в городке Дженеси (с населением 955 человек) и его окрестностях в Айдахо. Сэм вырос на ферме, но после колледжа занялся бизнесом и уже два десятилетия продает зерно Палузы на мировом финансовом рынке. Коренастому, с рыжеватыми волосами и загорелым обветренным лицом, Сэму нравится его работа — обеспечивать местным фермерам высокую оплату за их урожай. Это совсем не просто. «Во времена моего отца, если цена за бушель менялась на два цента в год, это создавало большую проблему. Теперь бывает, что цена колеблется на тридцать или сорок центов в день». В дополнение к этому фермеры очень дорожат урожаем, который вырастили с таким трудом, и часто позволяют эмоциям брать верх над здравым смыслом. «Проще говоря, — признается Сэм, — было бы лучше, если бы их жены решали, когда продавать зерно».
Мы ехали из городка между раскинувшимися на холмах полями, покрытыми светлым жнивьем и расчерченными следами комбайнов. Я улыбнулся, когда мы миновали знакомые мне поросшие крупными злаками и кустарником «брови» прерий, обрамлявшие вершины холмов, как кустистые круглые скобки. На близлежащем горном хребте Биттеррут возникли лесные пожары, и их дым смешался с пылью, которая поднималась за работавшими в отдалении тракторами. Дождя не было несколько месяцев, но полным ходом шел сев озимых. Местами виднелись свежевспаханные поля — широкие полосы темной земли, ожидавшие свою долю семян. Сэм рассказал мне о методах вспашки, удобрениях и севообороте, а затем вернулся к торговле. «Около девяноста процентов того, что мы здесь выращиваем, отправляется в Азию», — сообщил он. Меня удивила эта статистика, но она была совершенно логична. Несмотря на свое континентальное местоположение — более чем в 350 милях от ближайшего побережья — Палуза находится всего в нескольких минутах езды от морского порта.
Сэм свернул на оживленную магистраль, которая вскоре резко пошла под уклон. Каждый год миллионы тонн палузского зерна следуют по этому пути, спускаясь в крутой каньон, где у города Льюистон сливаются реки Клируотер и Снейк. Там мы остановились под высоким бетонным зернохранилищем с громадным конвейером, нависавшим над рекой. Он лязгал и жужжал над нами, непрерывным потоком ссыпая пшеницу в трюм подошедшей баржи. Золотая соломенная пыль струилась по воздуху вокруг, мерцая на солнце и оседая на спокойную воду.
«Нужно три или четыре баржи, чтобы составить буксируемый караван!» — перекрывая шум, крикнул Сэм. Он продолжил рассказ, описав весь путь зерна — вниз по рекам Снейк и Колумбия к Тихому океану. В начале XIX в. Льюис и Кларк прошли по тому же маршруту, но там, где знаменитые исследователи преодолевали коварные стремнины и пороги, современные суда движутся через шлюзы, водохранилища и, что существенно, длинные и узкие озера. Когда в середине 1990-х гг. журналист Блейн Харден поднялся на борт буксира, чтобы совершить подобное путешествие, капитан высказал здравое предположение: «К тому времени, когда вы доберетесь до Портленда, просто помрете со скуки».
Дамбы на реке Снейк и тихие озера за ней лишают водное путешествие острых ощущений, но они также свидетельствуют о политическом весе зерна. В то время как плотины на реке Колумбия снабжают мощные оросительные системы и производят половину электричества, необходимого региону, вода и гидроэнергия на реке Снейк имеют второстепенное значение. Четыре плотины, построенные ниже по течению от Льюистона, должны обеспечивать перемещение грузов, а грузы, поступающие из Льюистона, — это зерно. В 1945 г. Конгресс Соединенных Штатов, погрязший в военных долгах, по-прежнему признавал перевозку пшеницы и ячменя из Палузы важнейшим приоритетом правительства. Конгрессмены одобрили строительство «таких плотин, которые потребуются», чтобы открыть навигацию в нижнем течении реки Снейк. Это был масштабный строительный проект, который продлился три десятилетия и стоил более 4 млрд долларов в пересчете на нынешние деньги. На церемонии открытия в 1975 г. Сесиль Эндрюс, губернатор Айдахо, стоя в доках Льюистона, предсказал, что новый морской порт его штата «обогатит нашу повседневную жизнь через международную торговлю». Последующий быстрый рост экспорта показал, что губернатор был прав, а пшеница и ячмень способны не только побудить людей воздвигать плотины, но и защищать их в меняющемся политическом климате.
В течение нескольких недель после речи губернатора был принят Закон об исчезающих видах, под защитой которого оказались редкие рыбы, такие как печально известный дартер-моллюскоед из Теннесси. Этот закон усложнил строительство плотин по всей стране. В Айдахо с этой проблемой столкнулись в начале 1990-х гг., когда четыре вида лосося и радужная форель, обитавшие в реке Снейк, оказались в опасности из-за строительства плотин и образовавшейся стоячей воды и были внесены в список исчезающих видов. Разразившиеся «лососевые войны» показали, что зерно продолжает вершить национальную политику. Требование разрушить плотины на реке Снейк стало лозунгом рыболовов и защитников окружающей среды, и какое-то время казалось, что их усилия по спасению диких лососей увенчаются успехом. Но хотя предложение о снесении дамб было одобрено решениями суда и поддержано официальными лицами, такими как вице-президент Ал Гор, постепенно о нем перестали вспоминать. Вместо этого правительство предоставило дополнительно миллиарды долларов для строительства рыбоходов через дамбы и других рыбопропускных сооружений, рыбных питомников и даже для транспортировки рыб в обход плотин. Мелкого лосося перевозили в автоцистернах, но чаще рыба путешествовала, как и зерно — на баржах.
