Однако в обожествлении Иисуса было нечто совершенно удивительное. И дело даже не в том, что Иисус представлял религию, в которой людей никогда не обожествляли. И не в том, что Иисус был простым крестьянином, в то время как большинство других людей-богов древнего Ближнего Востока – царями и императорами [7].
Уникальным обожествление Иисуса делал не он сам, а то, какое именно божественное начало он воплощал. В то время как все остальные люди-боги древнего Ближнего Востока считались одними из многих человеческих воплощений одного из множества богов, Иисус считался единственным человеческим воплощением единственного Бога во Вселенной.
Подавляющему большинству христиан в первые века этой религии такая идея казалась неудобоваримой. В ранней церкви довольно быстро сформировались противоположные мнения по поводу восприятия Иоанном Иисуса как Логоса: либо Иоанн ошибался – и Иисус был всего лишь человеком, а не Богом; либо Иоанн был прав – и Иисус действительно был богом, но не единым и не единственным Богом на земле. Не кто иной, как выдающийся христианский теолог Иустин Философ (100–165), был вынужден признать, что если Иисус и впрямь божественный Логос, как говорил Иоанн, то он должен быть другим богом, не «тем Богом, который все создал». Павел Самосатский (200–275), епископ Антиохии – христианской общины, которая по могуществу и влиянию уступала только римской, – утверждал, что Иоанн имел в виду, будто бы Логос обитал внутри Иисуса, а не был Иисусом; Логос был дан ему единым и единственным Богом в награду за «добродетельную жизнь». Влиятельный отец церкви Арий Антиохийский (256–336) зашел еще дальше и заявил, что Бог один, и этот Бог по определению должен быть неделимым, несотворенным и существующим с начала времен, поэтому попросту невозможно считать Иисуса Логосом. Иначе получится, что во Вселенной два Бога, а этого, по словам Ария, и представить себе нельзя [8].
Но не всем представление о двух богах казалось таким уж абсурдным. Собственно говоря, в жарких дебатах о том, был ли Иисус человеком или вторым богом, и в условиях отсутствия компромисса между двумя этими позициями, которого удалось достигнуть лишь к середине IV века, многие ранние христиане стали считать, что во Вселенной не просто два бога – один по имени Яхве, а второй по имени Иисус, – но что эти боги враждуют между собой.
Самым знаменитым сторонником идеи двух богов в христианстве, известной как дитеизм, был хорошо образованный молодой ученый из Малой Азии по имени Маркион. Он родился примерно во время создания Евангелия от Иоанна и был представителем первого поколения неевреев, воспитанного в только что возникшей христианской вере. Его отец был епископом Синопа – города на берегу Черного моря, где семья владела прибыльным кораблестроительным делом.
Богатство позволило Маркиону вести жизнь, полную удовольствий и учебы. Он погрузился в греческую философию и христианскую мысль, а также, судя по всему, был хорошо знаком с древнееврейскими писаниями. Однако именно эти глубокие познания как в древнееврейской религии, так и в новом и не до конца еще едином христианстве – столь недавно отпочковавшейся от иудаизма секте – повергли Маркиона в самый настоящий ужас, потому что ему никак не удавалось, как бы он ни пытался, примирить Бога из еврейской Библии, Яхве, с тем Богом, которого Иисус называет Отцом.
Библейский Яхве – это кровожадный «муж брани» (Исх. 15:3; Ис. 63:3) – ревностное божество, которое с ликованием призывает истреблять всех, кто недостаточно его почитает (Исх. 22:20). Это Бог, по распоряжению которого сорок два ребенка были растерзаны медведицами лишь за то, что дразнили одного из пророков, потому что тот был плешивым (4-я Цар. 2:23–24). Как единый и единственный Бог во Вселенной может быть таким мелочным и ограниченным, таким ревнивым и алчным? Более того, что общего у этого Бога с Богом, явленным Иисусом, – с Богом любви и всепрощения, мира и милосердия?
Маркион принимал идею божественного происхождения Иисуса; он полностью соглашался с мнением Иоанна о том, что Логос – это Бог. Когда он говорил о «Боге, явленном Иисусом», он имел в виду, что Бог явился в образе Иисуса. В то же время Маркион признавал Яхве, Бога еврейской Библии, создателем мира. Судя по всему, Книгу Бытия он воспринимал буквально, но из-за этого Иисус и Яхве казались ему еще более непохожими. Что же за Бог, недоумевал он, создал такой никудышный мир – мир алчбы и разрушения, вражды и ненависти? Разве не говорил Иисус: «По плодам их узнаете их» (Матф. 7:16)? Если это правда, то плоды этого Бога были гнилыми до сердцевины [9].
Единственный ответ, который нашел Маркион, состоял в том, что богов должно быть два: жестокий создатель – Бог еврейской Библии, известный как Яхве, Бог Израиля, и любящий, милосердный Бог, который всегда существовал как Логос, но впервые был явлен миру в образе Иисуса Христа.
Маркион был вовсе не единственным представителем первых христиан, пришедшим к этому выводу. Многие грекоговорящие христиане, которых мы теперь называем гностиками (от греческого слова gnosis – знание), тоже проводили разницу между Богом еврейской Библии и Богом Иисусом, хотя, в отличие от Маркиона, большинство гностиков как раз отказывались признавать в Яхве творца мира. Они считали, что творение было делом рук менее значимого бога – так называемого Демиурга, уродливого и несовершенного божества, которое наивно считало себя единственным богом во Вселенной.
«И нечестив он в своей надменности, – пишет гностик, автор «Тайного Евангелия от Иоанна». – Ибо сказал он: “Я есмь Бог и нет другого Бога кроме меня”, ибо не знал он своей силы и места, откуда сам он появился» [10].
Это Демиург обратил в пепел города Содом и Гоморру; Демиург убил большую часть человечества катастрофическим потопом; Демиург изгнал Адама и Еву из Эдемского сада.
«Какой же он, этот Бог? – взывал гностик, автор «Свидетельства истины». – Во-первых, он позавидовал Адаму и не захотел, чтобы он съел с древа познания, и, во‐вторых, он сказал: “Адам, где ты?”… Он показал себя злым завистником» [11].
Отдавая создание Вселенной в руки менее значительного божества, будь то Яхве или Демиург, Маркион и гностики не просто пытались объяснить противоречие между фигурой безгрешного и беспорочного Создателя и грешным и порочным миром, но и пытались освободить Иисуса от груза тех отвратительных деяний, которые приписывает Яхве еврейская Библия.
Но было и еще кое-что. Утверждая наличие двух богов, эти христиане пытались освободить христианство от иудейских корней, объявив его совершенно новой религией с новыми откровениями и новым Богом [12].
В 139 году Маркион оставил родительский дом на Балтийском море и отправился в Рим, чтобы поделиться своими идеями с самой крупной и влиятельной христианской общиной того времени. Начал он с Римской церкви, пожертвовав ей огромную сумму 200 000 сестерциев – эквивалент миллионов долларов в современной валюте. Это пожертвование дало возможность Маркиону остаться в городе как почетному гостю Церкви.
Именно в Риме Маркион начал излагать свое учение в двух рукописях, в одной из которых нашли отражение его теологические взгляды (она затерялась в истории, но частично ее содержание известно по работам опровергавших Маркиона отцов Церкви), а вторая содержала первую попытку сведения вместе книг Нового Завета. Канон Маркиона состоял из отредактированной версии Евангелия от Луки и десяти посланий апостола Павла, представления которого о Христе как о космическом вневременном существе прекрасно соответствовали взглядам Маркиона.
