Некоторые христианские секты пытались устранить эти различия, утверждая, что Иисус родился человеком и стал Богом только после воскресения (эта точка зрения называется динамизмом). Другие объявляли, что Иисус – человек, «усыновленный» Богом и получивший божественный статус после крещения Святым Духом в реке Иордан (такой подход называется адопцианством).
Константин был солдатом, а не теологом и терпеть эти раздоры не собирался. Он потребовал ясного ответа на вопрос о природе Иисуса и взаимоотношениях Сына с Отцом. Если он собирался предстать перед разделенными подданными империи как ее единственный подлинный правитель, ему нужно было подтверждение существования единственного подлинного правителя на небесах [16].
В 325 году император созвал отцов Церкви на собор в городе Никее, чтобы раз и навсегда урегулировать эти вопросы. Чтобы подчеркнуть серьезность мероприятия, он сам решил председательствовать на соборе, облаченный в императорские одеяния и окруженный личной гвардией. Единственное, что точно знали собравшиеся, – император не потерпел бы выводов, которые ставили бы под сомнение единство Бога. Так сразу же была исключена позиция гностиков, последователей Маркиона и всех остальных христианских сект, которые проповедовали дитеизм. В то же время старейшины Церкви не хотели становиться на позицию отрицания божественной природы Христа, что исключало из рассмотрения подходы евионитов, ариан и многих представителей Антиохийской церкви.
Но как примирить между собой эти два требования? Какая гимнастика ума может помочь сокрушить тот очевидный факт, что единый и неделимый Бог, существующий в нескольких обличьях, – это по определению уже не единый и неделимый Бог?
Компромисс, выработанный на Никейском соборе, заключался в том, что Сына, Иисуса Христа, объявили «единосущным» Богу Отцу. Эта идея была основана на работах одного из наиболее выдающихся раннехристианских теологов – Тертуллиана из Карфагена (около 160–220). Тертуллиан соглашался с древнегреческими философами прошлого в том, что Бог – это «субстанция». Однако, в отличие от этих философов, Тертуллиан полагал, что субстанция принимала форму трех отдельных сущностей: Отца (Яхве), Сына (Иисуса Христа) и Святого Духа (божественного духа, пребывающего в мире). Чтобы объяснить свою теорию, Тертуллиан приводил аналогию: «И хотя луч удаляется от солнца, часть от целого; однако солнце находится в луче, и субстанция при этом не отделяется, но распространяется. Так от Духа – Дух и от Бога – Бог, как свет, зажженный от света»
[7]. Тертуллиан придумал новый термин для своей новаторской теологии: trinitas, то есть Троица [17].
Никейский компромисс устроил императора, но почти все остальные члены Церкви остались в растерянности с еще большим количеством вопросов. В равной ли степени Отец, Сын и Святой Дух обладают божественной субстанцией? В конце концов, хотя луч света от солнца содержит субстанцию солнца, он содержит не то же количество субстанции, что солнце. И кто из троих получил божественную субстанцию первым? Солнце и луч могут состоять из одной субстанции, но солнце – это единственный источник этой субстанции; луч полностью зависит от солнца. Верно ли то же самое для Отца и Сына? Является ли Отец источником субстанции, зависит ли от него Сын? И если так, то как мог неделимый Бог создать из себя Иисуса? Не нарушает ли это единства Бога? Не делает ли это Христа частью тварного мира, что противоречит утверждению Евангелия от Иоанна, что Иисус был с Богом «с начала»? И наоборот: если Отец и Сын оба заключают в себе божественную субстанцию, не значит ли это, что в начале творения они были двумя отдельными, но равно божественными существами? [18]
Некоторые отцы Церкви, следуя учению теолога Афанасия Александрийского (298–373), пытались устранить противоречие, утверждая, что Отец и Сын не «единосущны», а лишь «подобосущны». Но это только запутывало все еще больше.
В итоге последнее слово осталось за Блаженным Августином (354–430) – человеком, который в большей степени, чем кто-либо другой, сформировал христианскую теологию в западном мире, сказав последнее слово. В своем труде «О Троице» Августин писал: Бог един, вечен и неизменен, но при этом существует в трех формах – Отца, Сына и Святого Духа. Ни одна из этих форм не подчинена другим. Все они одинаково божественны. Все они существуют с начала времен. И если эта идея вызывает смущение, противоречит логике и здравому смыслу, а также самому определению Бога, то верующий просто должен принять ее как великую тайну и продолжать верить [19].
Когда через несколько лет после смерти Августина Церковь на Халкидонском соборе в 451 году приняла положение о том, что Иисус Христос, будучи истинным Богом, был также и истинным человеком («единосущен с Отцом в своей Божественности, единосущен с нами в своей человечности»), христианство не только фактически отказалось от возникшей после вавилонского плена еврейской концепции Бога как единого и неделимого, но и полностью уступило самому древнему и глубоко укорененному импульсу в истории человечества. Оно сделало Бога небесного и земного полностью человеком. Тем самым неизбежным стало столкновение с новой монотеистической религией, которая через полтора века после Халкидонского собора возникла в Аравийской пустыне как противовес христианской концепции очеловеченного Бога [20].
9
Бог есть всё
Две армии смотрели друг на друга с разных сторон побитых орудиями стен Иерусалима. Шел 614 год. В осажденном городе несколько тысяч воинов, верных византийскому императору Ираклию – молодому красивому воину, который захватил трон, лично свергнув и четвертовав предыдущего монарха, – с нетерпением ожидали штурма крепости армией царя Хосрова II, шахиншаха и властителя Персидской (Сасанидской) империи.
Триста лет две супердержавы – одна христианская, другая зороастрийская – сражались друг с другом за власть над Ближним Востоком. С каждой кровопролитной битвой маятник качался то в одну, то в другую сторону. И речь шла не просто о сражении за землю. Это было противостояние разных религиозных доктрин двух теократических государств, каждое из которых было основано на официально принятой и поддерживаемой законом концепции существования божественного начала в двух (зороастрийский дуализм) или в трех формах (христианское учение о Троице).
К началу VII века непрекращающийся конфликт истощил силы империй, лишившихся былой мощи и богатства. Но неукротимый дух обоих государств по-прежнему вынуждал их устраивать одну резню за другой. Недавнее восшествие Ираклия на престол вызвало хаос в Византийской империи, и Хосров решил воспользоваться ситуацией, отправив свою армию, тоже пребывавшую не в лучшем состоянии, яростно грабить христианские земли. Его войска уже взяли Антиохию и Дамаск. Теперь они стояли у стен Иерусалима, намереваясь покорить священный город и тем самым нанести символичный удар по христианству.
Стены города были окружены десятком тысяч вооруженных до зубов персидских воинов Хосрова, которым помогали почти 2000 союзников-евреев, надеявшихся отомстить за три века угнетения, массовые убийства и насильное обращение в христианство. Евреи исполнили свое желание. Когда стены пали и персидская армия праздновала победу, царь Хосров передал им Иерусалим, и они стали сеять смерть и разрушения среди христианских обитателей города.
