Однако Мухаммед внес два принципиальных новшества в арабскую религиозную систему, которые поссорили его с мекканскими властями и обособили его движение. Первое заключалось в том, что он твердо держался за эксклюзивность своей монотеистической системы. Недостаточно было считать, что Аллах – единственный Бог во Вселенной; теперь нужно было отрицать существование любых других богов.
Страница «Путешествия пророка Мухаммеда» из книги Хафизи Абру «Маджма ат-таварих» (ок. 1425)
© Metropolitan Museum of Art / CC0 1.0
«О мой народ! Поклоняйтесь Аллаху, ибо нет у вас другого божества, кроме Него» (Сура 7:59).
Это был не просто новый способ представления Аллаха; это была прямая атака на установленный порядок вещей. Утверждая, что никаких других богов не существует, Мухаммед подрывал основы экономики Мекки, которые определялись статусом города как священного для почитателей всех известных в Аравии богов. Если же других богов не существовало, то не было нужды и в Каабе, а следовательно, и в особом положении Мекки как религиозного и экономического центра Аравии.
Второе новшество, до некоторой степени связанное с первым, состояло в том, что Мухаммед прямо отождествил Аллаха с Яхве, богом евреев. Арабы, разумеется, хорошо знали о Яхве. Евреи жили на Аравийском полуострове уже сотни лет, едва ли не со времен вавилонского пленения, и всячески участвовали в жизни арабского общества. Арабы даже более-менее признавали отождествление Яхве с Аллахом, в особенности если речь шла о роли Аллаха как создателя всего сущего.
Но Мухаммед пересмотрел взаимоотношения этих двух богов, заявив, что именно Аллах заключил завет с Авраамом в обмен на обещание потомства (Сура 2:124–133); что это Аллах явился Моисею (Мусе) в виде горящего куста и велел ему вернуться в Египет и освободить израильтян (Сура 28); что это Аллах опустошил мир катастрофическим потопом, позволив спастись лишь Ною (Нуху) и его семье (Сура 71); что это Аллах послал ангела к Марии (Марьям) с благой вестью, что она родит Мессию – Иисуса (Ису) (Сура 3:45–51); что от имени Аллаха написаны Тора и Евангелия (Сура 5:44–46).
Таким образом, Мухаммед не заменял Яхве Аллахом; он просто считал Яхве и Аллаха одним и тем же Богом. По сути, Мухаммед заявлял, что сам он – лишь один из длинной череды пророков, восходящей к Адаму, и его задача – явить не новое писание, а «подтверждение тому, что было до него» (Сура 12:111). «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам, и в то, что было ниспослано Ибрахиму (Аврааму), Исмаилу (Измаилу), Исхаку (Исааку), Йакубу (Иакову) и коленам (двенадцати сыновьям Йакуба) и в то, что было даровано Мусе (Моисею), Исе (Иисусу) и пророкам от их Господа. Мы не делаем различий между ними…» (Сура 3:84).
Трудно сомневаться в том, что Мухаммед был хорошо знаком с иудаизмом, в свете постоянного упоминания им еврейских мифов, почтения к еврейским пророкам, благоговения перед священным еврейским городом Иерусалимом и практически полного принятия еврейских правил кашрута и чистоты. Влияние иудаизма на мышление Мухаммеда настолько заметно, что многие историки даже предполагают, что ислам, как и христианство, начинал свое существование как иудейская секта и лишь потом отделился, став самостоятельной религией. Хотя большинство ученых эту позицию не поддерживают, нельзя отрицать, что большое влияние на Мухаммеда могли оказать его контакты с арабскими евреями. И нигде это влияние так не очевидно, как в безоговорочном принятии Мухаммедом еврейского видения Бога как единого и неделимого. «Скажи: “Он-Аллах-един; Извечен Аллах один; Не рождал Он, и не был рожден, И с Ним никто не сравним”», – настойчиво утверждает Коран (Сура 112:1–4) [4].
Это утверждение особенно важно, потому что в то время в одной части Ближнего Востока еврейский монотеизм как религиозная идея подавлялся византийским тринитаризмом, а в другом подменялся зороастрийским дуализмом. Сознательно или нет, решение Мухаммеда отринуть и зороастризм, и христианство («Не говорите: “Бог – Троица”, – предупреждает Коран. – Поистине, Аллах един» (Сура 4:171) и безоговорочно поддержать еврейский монотеизм не просто вдохнуло новую жизнь в еврейское определение Бога как единого и неделимого, но и привело к созданию совершенно новой мировой религии [5].
Основополагающим для этой новой религии было существенное усиление самого понятия монотеизма, которое в исламе зиждется на сложной богословской идее под названием таухид. Само это арабское слово означает «единобожие», но таухид – это не столько доказательство единственности Бога, сколько описание сущности Бога. Оно означает не то, что Бог только один, а то, что Бог по своей форме и природе есть единство.
Как выражение «божественного единства», таухид утверждает, что Бог не только неделим, но и строго единственен. Аллах – это «вещь не такая, как другие вещи», по выражению Абу Ханифа ан-Ну’мана (699–767), одного из первых мусульманских богословов, писавших на эту тему. «Он не похож ни на что из сотворенного, и ничто из сотворенного не похоже на Него» [6].
Это означает, что в принципе не может существовать никакого физического сходства между Аллахом и его созданием, и поэтому Коран, в отличие почти от любого мифа о творении, зародившегося на Ближнем Востоке, настойчиво отрицает, что Бог создал людей по своему образу и подобию. У Бога нет образа. У него нет тела, нет материального воплощения, он не принимает никакой формы – ни человеческой, ни какой бы то ни было иной.
Поверхностному наблюдателю может показаться, что Мухаммед сознательно предпринимал попытки расчеловечить Аллаха. И действительно, его презрение к почитанию идолов было хорошо известно. Одним из первых деяний Мухаммеда после завоевания Мекки во имя новой религии было очищение Каабы от идолов, которых он приказал разбить на куски.
Однако Коран наполнен антропоморфными описаниями Бога. Аллах, как утверждается, «держит человечество в своих руках» и имеет «всевидящие глаза» и лицо – «где бы мусульмане ни совершали молитву, везде лик Аллаха» (Сура 2:115). Коран также приписывает ему целый набор человеческих черт и качеств, иногда называемых Прекрасными Именами Аллаха, что определенно придает божественную личность существу, которое, если всерьез воспринимать доктрину таухида, с технической точки зрения личностью обладать не должно.
Очевидное объяснение этой кажущейся непоследовательности между тем, чем Аллах должен быть, и тем, как он описывается в Коране, состоит в том, что читать эти фрагменты следует метафорически, а не как буквальные описания тела Бога. Иначе это было бы нарушением принципов таухида.
Однако большинство мусульман читают Коран не так. По крайней мере, Абу Ханифа. Будучи основателем одной из четырех основных школ права суннитского ислама, он установил прецедент толкования Корана, страстно отвергая любые возможности его фигурального прочтения. Практически все школы права в исламе настаивают на буквальном понимании слов Бога в Коране. Ведь если Бог, как требует того таухид, неделим, его нельзя отделить от его слов. Он и есть его слова. Следовательно, они должны быть столь же вечными и божественными, столь же неизменными и неизменяемыми, как Он сам. Так что если уж Коран упоминает руки, глаза или лик Аллаха, это значит, что у Аллаха действительно, в прямом смысле есть руки, глаза и лик. Оставим в стороне теологические выверты и ухищрения, которые необходимы, чтобы принять эту точку зрения (Сколько у Аллаха рук – всего две? А почему не три или тысяча? Разве две руки не ограничивают всемогущество Аллаха?). Абу-ль-Хасан аль-Ашари (874–936), духовный последователь Абу Ханифы и основатель самой влиятельной традиционалистской школы мысли в исламе, утверждал, что у Аллаха есть лицо, потому что так сказано в Коране, а если такое дословное толкование противоречит ключевым принципам таухида и вообще всему, на чем зиждется ислам как религия, то так тому и быть [7].
