* * *
Но едва снедаемый опасениями Арман покинул вокзал и пошел напрямик через прекрасные сады Сен-Жермен-ан-Ле, солнце начало рассеивать тучи, оказавшиеся всего-навсего густым туманом, повисшим над пригородом. Поскольку было 18 февраля, солнце светило примерно с такой же интенсивностью, как 23 октября. День стоял не слишком холодный, безветренный. И вот, откуда ни возьмись, повеяло весной. И вышло солнце, окруженное синевой. Обрывки тумана, в отсутствие яркого света казавшиеся серыми и унылыми, теперь сияли белизной, взлетали вверх и таяли на глазах. Вечнозеленые хвойные и голые ветки деревьев и кустов покрылись бисеринками испарины, оставленной туманом, и эти капельки сверкали, как сотни миллионов крошечных солнц. А самое прекрасное – воздух, он был мягок и великодушен, как всегда бывает, когда свет возвращается в мир на смену зимней мгле.
Он не осмелился принять это как знамение, но все-таки предположил, что природа, по своему обыкновению, зло шутит над ним, словно над фермером, который вместо роскошного летнего благоуханного совершенства вдруг оказывается один на один с засухой или нашествием вредителей и понимает, что он жестоко обманут. Вот потому-то, помня, сколько урожаев погибло у отца, Арман Марто был готов увидеть, что здание по указанному адресу – на самом деле размалеванная граффити витрина магазина, ворота которого закрыты на замок и давным-давно проржавели.
Но, оказавшись перед сторожкой у ворот Шимански, он даже не знал, что и думать, потому что ради маскировки она была нарочито скромной и неприметной. И только когда ворота открылись, явив взгляду небольшой дворец, расположенный посреди собственного ухоженного парка, стало понятно, какая роскошь скрывается за невзрачными стенами. Арман постучался, все еще не зная, что его ждет, могло быть и так и этак. Но когда Клод, теперь неразговорчивый садовник в счастливом предвкушении двадцатки, открыл ворота, Арман Марто понял: вот он – его долгожданный шанс.
* * *
Жюль продал рояль, небольшую керамическую фигурку работы Пикассо, которую всегда терпеть не мог, продал «вольво», несколько первых изданий, полдюжины крюгеррандов и маленького Добиньи. Все вырученные деньги и всю свою оставшуюся наличность и сбережения он положил на один текущий счет. Нынешний баланс его составил 236 000 евро. Шимански навсегда отбыл на юг Франции, но мебель и прочее убранство пока оставались на прежнем месте. Все слуги, кроме садовников, уехали вместе с хозяином, но дом был оснащен всеми известными пищащими и мигающими средствами сигнализации, включая лазерные лучи, под стать великим музеям мира.
Жюль отключил сигнализацию заранее. Он встретил благоговеющего Армана Марто в главном зале, одетый в свой привычный блейзер, но повязал один из эрмесовских шелковых шарфов Жаклин вместо шейного платка. Видок у него был дурацкий, но зато вполне миллиардерский. Шимански носил шейные платки. Окажись Жюль не на мраморных плитах в роскошном зале с полотнами эпохи Ренессанса на стенах, а где-нибудь на парижском перекрестке, он выглядел бы идиотом, возомнившим себя Дэвидом Нивеном
[57]. А тут все было в самый раз.
– Спасибо, что так быстро приехали, – сказал он Арману.
– Мы существуем ради клиента, – процитировал Арман, стараясь, чтобы колени его не ходили ходуном.
– Хорошо, хорошо. Мне это нравится, – отозвался Жюль, играя роль человека, лучащегося уверенностью и доброжелательностью. – Проходите, и давайте побеседуем.
Арман заспешил следом. Он старался ступать размеренно, чтобы пол не заскрипел у него под ногами, привлекая внимание к его весу, но незыблемые мраморные плиты остались бы абсолютно беззвучными, даже если бы он начал скакать, как ребенок на гостиничной кровати.
Чуть ли не раскрыв рот, обозревал он оформление гостиной – Фрагонара, гобелен, потрясающий вид из восточного окна и затейливый свет, от которого все роскошные материалы декора и мебели выглядели еще богаче, – и старался делать вид, что совершенно спокоен, пока Жюль притворялся хозяином жизни.
– Так вы – дочерняя компания «Эйкорна»? – уточнил Жюль еще раз.
– В прямом владении. И располагаем всеми ресурсами «Эйкорна». Меня зовут Арман Марто, кстати, – он протянул Жюлю визитную карточку, – из офиса в Ла-Дефансе, одного из двух самых дорогостоящих во Франции.
Затем он пустился в общее описание «Эйкорна», его благонадежности, истории выплат бенефициарам, объясняя, что, несмотря на дороговизну, страховки выплачиваются гораздо быстрее, чем в любой другой компании.
– Вот потому-то я и выбрал «Эйкорн», – произнес Жюль, внутренне улыбаясь. – И какова стоимость страховки в десять миллионов?
– Сперва я обязан спросить: почему вы хотите ее приобрести. Мы спрашиваем об этом у всех наших потенциальных клиентов, чтобы знать их желания. В вашем случае не столь очевидно, что вы нуждаетесь в подобной страховке.
– С начала правления Олланда я не выводил из страны сколько-нибудь существенных сумм, – сказал Жюль, на самом деле говоря о наличности, которую брал в Америку на случай, если кредитная карта не будет действовать. – Я не верю в уклонение от налогов, даже если я нахожу режим налогообложения карательным и несправедливым. Впрочем, великое богатство часто намеренно связывают с неприятными осложнениями, которые до конца могут понять разве что эксперты. После смерти заслонка падает на твои активы, и чем ты богаче, тем больше времени требуется, чтобы поднять ее.
Арман кивнул. Все знают или, по крайней мере, подозревают, что так оно и есть на самом деле.
– Но это не касается страховых выплат. Я хочу, чтобы, когда я умру, у моей дочери были какие-то деньги немедленно помочь ей продержаться, пока не будут улажены имущественные вопросы.
– Да, с этим не поспоришь, – согласился Арман. – Это совершенно разумно.
– И какова же стоимость полиса на десять миллионов?
– Это очень крупная страховка, и в вашем возрасте сумма взноса меняется каждый год и составляет нечто среднее между базовой стоимостью, то есть минимумом, который вы будете выплачивать постоянно, и максимумом. Определение страхового взноса осуществляется, принимая во внимание выплаты, сделанные в предыдущий год, но первый год вы платите только минимум, который тем не менее весьма внушителен и, в свою очередь, зависит от состояния вашего здоровья. Вы курите или курили раньше?
– Никогда.
– Как бы вы охарактеризовали ваше здоровье? Отличное, хорошее, удовлетворительное или плохое?
– Отличное.
– Проходите ли вы лечение в связи с каким-либо диагнозом или состоянием?
– Нет, слава богу.
– Так, будем считать, что здоровье у вас отличное, вы не курите и тэ дэ. Если физически вы по всем параметрам соответствуете наивысшему уровню, то стоимость вашего первого взноса, разделенного на четыре платежа, составит двести тридцать пять тысяч евро. Но со второго года, учитывая наихудшие возможные инвестиционные прогнозы, взнос может составить миллион – миллион пятьдесят девять тысяч евро.
