Он развернул на коленях папку с делом Жюля. Почитав его несколько секунд, он произнес высокомерно и в то же время не скрывая удовольствия рыболова, завидевшего толстую форель, которая вот-вот заглотит крючок:
– Мы знаем все, что вы задумали.
Совершенно безмятежно, не моргнув и не охнув, Жюль сидел не шелохнувшись, словно каменный памятник самому себе, и выжидал. Он тянул и тянул паузу, нервируя Нерваля.
– Кто это – «мы»? – наконец спросил он спокойно.
– «Эйкорн», – ответил Нерваль. – Наши агенты, служащие и следователи – как носок, надетый на земной шар.
– О! – воскликнул Жюль, восхитившись метафорой – слишком странной, чтобы просто улыбнуться. – Понимаю.
– Что вы понимаете?
– А вы как думаете – что?
– Я думаю, что, вероятно, вы понимаете или должны понимать, что мы знаем, что вы задумали.
– И что же я задумал?
– Вы мне скажите.
– Нет, – твердо возразил Жюль. – Это вы пришли ко мне с этим заявлением. Вы и скажите.
– Я ничего не должен вам говорить, – взвился Нерваль.
– Нет, должны.
– Почему?
– Потому что вы свалились как снег на голову. Вы сами это инициировали. А все, что должен я, – это сидеть здесь.
– Что, как не признание вины, мешает вам ответить на мой вопрос?
– На какой вопрос?
– Что вы задумали?
– Вы не спрашивали меня, что я задумал. Вы сказали мне, что сами все знаете. Это не вопрос.
– Ладно. Так что же вы задумали?
– Ничего.
– Это неправда.
– Откуда вы знаете? – поинтересовался Жюль.
– Потому что нам известно, что вы делаете. – Теперь разочарованный Нерваль переместился с позиции следователя на место допрашиваемого. – У вас полис на десять миллионов евро. Через несколько недель после начала выплат оказывается, что вы страдаете аневризмой. Согласно отчету больницы, в полубессознательном состоянии вы назвали точный диагноз – неоперабельная аневризма базилярной артерии. Дежурный врач скорой помощи, рентгенолог и два нейрохирурга смогли подтвердить этот диагноз только после снимков и консультаций. Как именно вы смогли это сделать?
– А я это сделал?
– Да, сделали.
– Потрясающе!
– Потрясающе, потому что тут прослеживается явное мошенничество. Вы врач?
– Нет.
– Проходили обучение на медицинских курсах или в какой-то смежной области?
– Я виолончелист. Хотя в университете я много чего изучал, включая естественные науки, а теперь я очень много читаю, в том числе и научную литературу. Меня возмущает, когда ученые полагают, что раз я виолончелист, то ничего не смыслю в их предметах. Я выписываю и читаю научные журналы уже почти… дайте-ка подумать… пятьдесят семь лет.
Это заставило Нерваля нервничать.
– У вас они есть?
– Журналы?
– Да.
– Я избавился от них. Оказалось, я никогда не перечитываю журнальные статьи. Думаю, я сделал это раз или два за всю жизнь. Раньше я их хранил, но потом осознал, что в этом нет необходимости.
– А можете ли вы доказать, что читали их?
Жюль помедлил достаточно долго, чтобы заметить легкий румянец удовлетворения на расслабившемся лице своего мучителя, которому он позволил чуточку возвыситься напоследок, перед тем как повергнуть его.
– Могу.
– Как?
– Вы можете послать запрос в два или три журнала, которые я читаю годами, поинтересуйтесь, как долго я их выписываю. А еще, чтобы защититься от проверок налоговых органов, я храню все финансовые ведомости, включая чеки, подтверждающие мои подписки.
– Начиная с какого времени?
– Начиная с момента моего возвращения с войны, из Алжира.
– И с тех пор вы храните все документы?
– А вы разве нет?
– Я тогда еще не родился. Это глупо.
– То, что вы родились? – спросил Жюль.
– Нет, то, что вы храните все эти бумажки.
– Они докажут то, что вы попросили доказать, если пожелаете взглянуть.
– Вы утверждаете, что на основе прочитанных статей из журналов вы смогли поставить точный диагноз – даже без снимков, а четверым врачам понадобился целый день для консультации и анализов, чтобы подтвердить его?
– Я этого не утверждаю. Это вы утверждаете. А вы можете думать, что вам заблагорассудится.
Нервалю теперь хотелось убить Жюля или, во всяком случае, хорошенько отлупить.
– Вы знаете, что мы тщательно изучим все ваши медкарты. Ничто не укроется.
– И не найдете того, что ищете. Не совсем понимаю, впрочем, что именно.
– Во всей Франции?
– Во всей Франции и во всем мире.
– У нас очень широкие сети.
– Как это мило – иметь широкие сети.
– Вы выезжали за границу в последние десять лет?
– Осенью я был в Америке.
– Мы не можем расследовать там без решения суда – и французского, и американского, которое мы можем получить и непременно получим.
– Вам нет необходимости делать это. Я подпишу любое разрешение, – сказал Жюль, резко делая кульбит от противостояния к всеохватывающему сотрудничеству.
Нерваль был поражен:
– Подпишете?
– Конечно, чтобы ускорить ваше расследование. Что еще я могу для вас сделать?
– Вы можете объяснить, как вы сделали то, что сделали.
– Диагноз?
Нерваль кивнул. Теперь он был бараном, а Жюль – стригалем.
– С легкостью, – сказал Жюль, радуясь, впрочем внешне не проявляя никаких признаков радости, что медицинский вопрос отвлек Нерваля от трастового счета, который Жюль использовал для подтверждения финансовой состоятельности.
Ему нужно было продержаться только до первого августа, втравив Нерваля в плаще тореадора в запутанную медицинскую ситуацию, которая сильно попахивала аферой, потому что именно ею она и была.
– Хорошо. Итак?
– Уинстон Черчилль.
– Уинстон Черчилль?
– Именно! Подобно большинству гениев, он был равнодушен к тому, что его не интересовало. Хорошие ученики подобны хорошим собакам. Они могут выполнить апорт, который бросит их учитель. Черчилль не был создан носить апорт. Таков был, по его собственному выражению, «чертов Уинстон Черчилль».
– И как же это связано с…
– Связано. Вступительный экзамен в Санхерст включал в себя и географию. Черчилль не интересовался географией и не подготовился. Список стран всего мира был роздан кандидатам, и большинство поступающих зубрили его несколько месяцев до экзамена. Пренебрегая этим, Черчилль начал накануне вечером. Его взгляд привлекла Новая Зеландия. Понимая, что за пять-шесть часов он географию не освоит, Уинстон выбрал Новую Зеландию и наутро стал полным экспертом в географии этой страны, и никакой другой. Божьей милостью и во спасение Англии, Запада и Франции, единственной темой на экзамене оказалась… Новая Зеландия.
