Теща с пониманием тяжко вздохнула. Я склонился над ней и прошептал в ухо:
– Она ничего не говорила: мужика себе еще не присмотрела?
– Вроде нет, – так же шепотом ответила Клавдия Алексеевна. – А если найдет, ты что думаешь, она со мной советоваться будет? Про тебя ни Наташа, ни Марина у нас с отцом не спрашивали.
Я засмеялся, теща поддержала меня. Славная женщина! Второй такой тещи я не найду.
Наступила осень, потянулись серые нудные будни. Если что-то в моей жизни и происходило примечательного, то только на работе. В декабре Марина расписалась со своим давним женихом Сергунчиком. Свадьбу справляли в столовой машиностроительного завода, где Сергунчик работал мастером. Я присутствовал на торжествах вполне официально, как отец Арины. Сергунчик, конечно, знал, что я и его суженая прожили вместе целый год, но никогда о прошлом Марины со мной разговоров не заводил. Оно и правильно – хочешь создать свою семью, не вороши опавшие листья, не копайся в том, что было до тебя.
Листву разворошила пьяная Маринка. Ну, как разворошила – так, слегка.
Есть такой первобытный обычай – воровать на свадьбе невесту. Маринку, изрядно перебравшую за столом, украли, завели на второй этаж, а меня оставили ее охранять. Пока гости с женихом метались по первому этажу, у Марины что-то переключилось в голове, и она полезла ко мне целоваться. Я ничего против не имел. Не мог же я отказать невесте в настойчивом желании слиться со мной в долгом затяжном поцелуе. Первым нас нашел жених. За ним по лестнице раздавался топот поднимающихся гостей. Увидев свою законную супругу в моих объятиях, Сергунчик яростно зашипел:
– Вы что, рехнулись, другого места не нашли?
Марина, услышав голос мужа, отлипла от меня, бросилась к супругу в объятия и стала пылко целовать его. Поднявшиеся к нам гости были в умилении: какая любовь, даже десять минут в разлуке побыть не могут!
На свадьбе набрались все: и я, и невеста, а под конец – и жених. Всей толпой мы поехали спать к Наташке. Новобрачные, как самые пьяные, немедленно оккупировали кровать, мне с хозяйкой квартиры досталось ложе на полу.
Проснулся я поздним утром. На кровати, вспоминая вчерашний день, сидел жених. Невеста спала, одетая в чужую ночную рубашку. Если бы Сергунчик перегнулся через жену, то увидел бы, что груди ее бессовестно вывалились наружу и белеют, притягивая мой взгляд.
Наташка еще спала. Я щелкнул пальцами, привлекая внимание погруженного в свои думы жениха. Сергунчик посмотрел на меня. Я показал ему жестом: «Поменяемся?» Жених шутки не понял, обреченно простонал: «О, боже!», рухнул на кровать и до самого пробуждения Маринки признаков жизни не подавал.
Ровно через год после свадьбы Марина родила девочку. Назвали Ириной. Клавдия Алексеевна недоумевала:
– Вы что, сговорились, что ли? Арина, Марина, Ирина – других имен не знаете?
Сергунчик в ответ расплывался в добродушной улыбке:
– Мама, Ирина – самое красивое имя на свете. А как звучит: Ирина Сергеевна! Это музыка, мама, это – прекрасно!
В том же декабре, когда Марина осчастливила Клавдию Алексеевну второй внучкой, в дверь моей комнаты в общежитии робко постучали. Я, как всегда, не спрашивая «Кто там?», открыл. На пороге была бледная, как мел, Клементьева Светлана.
– Заходи, – разрешил я.
– Андрей, – голосом умирающей невинности прошептала она, – я попала в беду. Если ты мне не поможешь, я обречена.
– Рассказывай, – жестко ответил я.
– Я сделала от Погудина аборт. Во время операции мне повредили какой-то сосуд, и из меня вытекло столько крови, что я чудом не умерла. Врачи перепугались, напичкали меня лекарствами, продержали под наблюдением сутки и выгнали вон. Андрей, я не могу в таком виде появиться дома. Отец убьет меня, если узнает, что я сделала аборт. Он в последние дни вообще не адекватный: как напьется, всю семью гоняет, а тут я подвернусь со своими проблемами.
– От меня-то ты что хочешь?
– Дай мне отлежаться у тебя дома пару дней. Как только я немного оклемаюсь, тут же уйду. Андрей, хочешь, я на колени перед тобой встану? Пожалей меня, мне не к кому больше идти.
Света прислонилась к стене, плечи ее затряслись в беззвучном плаче, и она плавно, вдоль стены, съехала на пол.
Если бы я не благоденствовал после стремительного карьерного взлета, если бы я на какие-то секунды не потерял бдительность… Да что там говорить! После драки кулаками не машут. Вместо того, чтобы выгнать ее, я разрешил ей остаться.
У Светы не было с собой никаких вещей, она была не ухожена и голодна. Мне пришлось накормить ее, вместо засаленной футболки дать свою чистую рубашку. Вечером она попросила постелить ей на полу.
– Брось ломать комедию! – прикрикнул я на нее. – Ложись на кровать. Если ты больна по женской части, то чего тебе опасаться?
– Я никогда не боялась тебя, – тихо, но очень спокойно и уверенно ответила она. – Я просто не хотела тебя стеснять.
В этот момент двуликая Светлана стояла ко мне спиной и была для меня милой девушкой-подростком из далекого прошлого. Никакого скрытого смысла в ее словах я не уловил. А должен был уловить.
Утром, уходя на работу, я закрыл ее на ключ. Гостья не возражала.
На вторую ночь, обнимая Светлану, я почувствовал к ней физическое влечение, но взял себя в руки, отвернулся и уснул.
«Ну ее к черту, эту Светочку! – решил я. – Она, конечно же, может всяко разно удовлетворить меня, но что-то тут не то, какой-то подвох кроется в этом спектакле».
На третий день, вечером, Светлана вышла позвонить по телефону-автомату в соседнем дворе и пропала. Из чувства самосохранения я проверил сводки о состоянии преступности по городу. Фамилия Клементьева нигде не фигурировала, неопознанных трупов молодых девушек в морг не доставляли.
«Если Светлана не засветилась в сводках, значит, у нее все хорошо», – решил я.
Прошла неделя, и я решил пополнить запасы наличных денег в кошельке. Тайник в шкафу был пуст. Она обокрала меня! Сто двадцать моих кровных рубликов испарились, дематериализовались, улетели неизвестно куда. Она, эта умирающая Светочка, обвела меня вокруг пальца, облапошила, как деревенского дурачка. Пока я был на работе, она методично, пошагово обыскала всю комнату и нашла деньги, спрятанные за подкладкой старого кителя. Так мерзко себя я еще не чувствовал.
В бессильной ярости я метался по комнате, проклиная свою доверчивость. Надо же было так купиться на ее слезы, на ее дрожащие губы! Опер, называется! Не смог понять с первого взгляда, ломает она комедию или по-настоящему нуждается в помощи.
«Встречу эту тварь, все зубы ей вышибу! – решил я. – Плевать на прокуроров, пускай хоть сто дел на меня возбудят, я как-нибудь выкручусь, а вот ей в старости жевать нечем будет. Куда она от меня пошла? О-па! Надо Наталью предупредить, пока не поздно».
