Я неспешно подошел к джипу, осмотрел коробку.
– Вчера в такой же коробке труп нашли, – задумчиво сказал я. – Чтобы кровь не капала, покойника в полиэтиленовый мешок завернули.
– Чего, чего?! – опешил Шафиков. – Какой труп, какой полиэтилен?
– Кооператора, говорят, замочили. Он отказался дань бандитам платить, они его из дома похитили, в лесу на куски порубили и к городскому рынку подбросили… Я за рубль коробку не понесу. За десятку подсоблю, а за рубль – нет, слишком рискованно.
– Пошел вон отсюда! – завопил кооператор. – Я тебе дам «кооператора замочили»! Проходимец, мать твою, вымогатель! Убирайся, пока цел!
В просторном холле ресторана меня остановили два молодых узбека.
– Вы приглашены? – на хорошем русском языке спросил один из них.
Я представился. Узбек отыскал в списках мое имя и показал на столик в самом углу.
– Валентина Павловна просила передать, что сегодня она не сможет уделить вам внимание. Кушайте, отдыхайте. С хозяйкой пообщаетесь в другой раз.
Торжественное застолье началось с выступления приглашенного ведущего. Он многословно и цветасто воспел добродетели Журбиной, отдельно отметив ее несгибаемый характер.
– История расставила все на свои места, – веско и значимо заявил он. – Враги посрамлены, истина восторжествовала, и вот она, наша любимая Валентина Павловна, снова с нами! Поприветствуем ее!
Гости в зале встали с мест и дружно зааплодировали. Как им ответила Журбина, я не видел, стена спин загораживала ее.
Следующим поздравляющим был заместитель прокурора области Шальнев. Он заявил, что никогда не сомневался в честности Журбиной:
– Я много раз брал на проверку уголовное дело, возбужденное в отношении Валентины Павловны, и каждый раз убеждался, что все обвинения против нее – надуманные, не имеющие под собой веской доказательственной базы. От лица областной прокуратуры я хочу принести вам, дорогая Валентина Павловна, наши извинения за доставленные неудобства!
«Через полгода после побега Журбиной, – вспомнил я, – Шальнев проводил совещание в областной прокуратуре. Коснувшись ее розыска, он сказал: «Несмываемое пятно позора будет лежать на всей советской милиции до тех пор, пока эта опасная преступница разгуливает на свободе!» Прошло всего четыре года, и этот же Шальнев поет ей осанну. Вот так изгиб синусоиды! Из грязи – в князи! Вернее, не так. Из князей – в грязь, и вновь – в элиту общества. Молодец, Валентина Павловна, так держать!»
Воспользовавшись паузой между поздравлениями, я ушел.
Журбина позвонила в понедельник.
– Как тебе мой триумф? – игриво спросила она.
– Валентина Павловна, я столько подхалимов в одном месте еще не встречал. Не удивлюсь, если они выступят с инициативой поставить вам памятник при жизни.
Она засмеялась:
– В мраморе или бронзе я буду выглядеть как старуха Шапокляк! Андрюша, записывай адрес. Для тебя будет отдельная вечеринка.
Валентина Павловна снимала меблированную четырехкомнатную квартиру в доме сталинской постройки в центре города. Дверь мне открыл гладковыбритый седой узбек лет пятидесяти, одетый в брюки и отглаженную рубашку.
– Проходите, Андрей Николаевич! – пригласил он.
– Привет! – Из гостиной появились два парня, которых я видел в ресторане. Судя по одинаковым чертам лица, парни были сыновьями представительного узбека.
Не успел я разуться, как в коридор вышла Журбина.
– Здравствуй, мой мальчик! – она обняла меня, прижала к себе. – Ты возмужал, Андрюша, заматерел. Я оставляла тебя мальчишкой, сорванцом, а сейчас ты… – Голос у Валентины Павловны дрогнул, она достала из красивого атласного халата платочек, промокнула глаза. – Годы, Андрюша, годы! – оправдывая минутную слабость, сказала она. – Нервы стали уже ни к черту! Никогда в жизни не плакала, а тебя увидела и растрогалась.
– Не наговаривайте на себя, Валентина Павловна, – возразил я. – Вы выглядите молодцом. Благодатный южный климат пошел вам на пользу. Даже морщинок меньше стало.
– Как это уместно, напомнить женщине о ее морщинах! – повеселела Журбина. – Пошли к столу, расскажешь, как тут жилось без меня.
– Обо мне потом! Как вы, Валентина Павловна?
Стол в гостиной был накрыт на двоих. Мужчины-узбеки, расставив блюда с закусками, закрылись на кухне. Мы с Журбиной выпили за встречу, и она поведала свою одиссею.
– Ты что-нибудь знаешь о последнем пленуме ЦК КПСС? – спросила Валентина Павловна.
– Это тот, на котором Ельцин выступил с критикой Горбачева?
– Ничего, кроме Ельцина, народ об этом пленуме не знает! – всплеснула руками Журбина. – Андрюша, запомни, этот пленум был проведен для решения стратегических задач, никак не связанных с развитием внутрипартийной демократии.
«Она шпарит, как по написанному! – отметил я. – Вот что значит – полжизни в облсовпрофе языком работала».
– Официально на пленуме решали вопросы, связанные с реформированием системы народного образования, а неофициально в его кулуарах схлестнулись сторонники планового развития экономики и либералы, настаивающие на внедрении капиталистических методов хозяйствования. Победили, естественно, капиталисты, и, как следствие, вышло секретное постановление ЦК КПСС о реабилитации ряда лиц, совершивших преступления экономического характера, не являющихся хищениями социалистической собственности. Я попала в число амнистированных.
Валентина Павловна сходила в соседнюю комнату, принесла свернутые в рулон фирменные джинсы «Ли Купер».
– Мой подарок. Дома примеришь и скажешь, подошли или нет.
Я взвесил джинсы в руке. Для обычного свертка с одеждой подарок был тяжеловат.
– То, что внутри, тоже тебе, – улыбнулась Журбина.
Я осторожно развернул джинсы, и мне на колени выпал новенький пистолет Макарова со сбитым заводским номером.
– Барский подарок! – восхитился я. – При нынешней жизни – самое то!
Журбина, довольная произведенным эффектом, прижала палец к губам: «Тс-с! Это наш с тобой секрет».
Конечно же, секрет! Мужики на кухне о пистолете наверняка ничего не знают. Я сразу же поверил, что ПМ Валентина Павловна приобрела без их участия – вышла ранним утром на ташкентский рынок, прошлась по развалам, спросила у седобородого дехканина:
– Нэч пуль (почем товар)?
Он ей в ответ:
– Арбуз – пять копеек килограмм, пистолет – сто рублей, помидор – двадцать копеек, сигареты «БТ» – один рубль.
– Как ты думаешь, где пошили эти джинсы? – спросила Журбина. – В США, в Западной Европе? Ничего подобного! Эти «фирменные» тряпки с начала 1960-х годов шьют в Грузии и Одессе. Будешь в Тбилиси, пройдись по пригородам. Там в каждом втором дворе швейная машинка «Зингер» стучит… Вернее, стучала. Шеварднадзе, когда пришел к власти, начал кампанию против цеховиков, и они в массовом порядке перебрались из Грузии в соседние регионы, главным образом в Ставрополье.
